Архимандрит лазарь абашидзе. Православие – это не игры в благочестие, а жесточайшая, смертельная борьба: «Мучение Любви» архим

Архимандрит Лазарь (Абашидзе). Мучение любви. Келейные записки

От издательства

Книга, которую вы сейчас открыли, едва ли не самая необычная, неординарная из всех, выходивших в течение последнего десятилетия в российских православных издательствах. В подзаголовке она наименована "Келейными записками", и жанр ее, скорее всего, именно таков. Но по внутреннему содержанию она имеет настолько личный и в то же время искренний и откровенный характер, что порой более походит на исповедь, и потому ее название — "Мучение любви" — кажется максимально точно выражающим внутреннюю суть. В ней под тонким покровом слов скрываются не столько рассуждение, мысль, сколько живое чувство, боль сердца, пот, слезы и кровь.

Автор настоящих "Записок" — архимандрит Лазарь (Абашидзе), клирик Грузинской Православной Церкви,— хорошо известен российскому читателю. Эту известность отцу Лазарю принесли его многократно переиздававшиеся книги: "О тайных недугах души", "Грех и покаяние последних времен", "О монашестве", "Душе, отягощенной духом уныния" и ряд других, безусловно, достойных самого серьезного внимания и рассмотрения. Причина востребованности книг архимандрита Лазаря очевидна: они посвящены единому на потребу ; отец Лазарь пишет и говорит о том, что важнее всего и о чем — вот горький парадокс! — пишут и говорят до чрезвычайности мало, а если все же и говорят, то зачастую недостаточно вдумчиво и глубоко. Причем слово его — слово живого опыта, слово не прозорливого, не святого, не "старца", но человека, который сам ищет в этой жизни спасения, сам пытается нащупать и действительно нащупывает стезю, ведущую к Богу, к живому общению с Ним. И это слово тем ценнее, что принадлежит оно нашему современнику, знакомому с немощами и недугами сегодняшнего мира не понаслышке, но опять-таки опытно, что он и исповедует перед своим читателем.

Отец Лазарь не уходит от остроты вопросов, встающих сегодня перед христианином, живущим посреди мира в полном смысле языческого, из этого мира происходящим, ощущающим его дыхание не только на "своей спине", но и в самом своем сердце. Он ищет ответ на эти вопросы, прежде всего, для самого себя и может предложить найденное другим.

Надо сказать, что при всей очевидности той пользы, которую приносят людям книги отца Лазаря, не у всех они вызывают однозначное отношение. Порой можно видеть и неприятие его мыслей и идей: кто-то называет его максималистом, кто-то говорит, что, прочитав книги, написанные им, человек невольно погружается в беспросветное уныние. Однако если кого-то отец Лазарь обличает и судит, то в первую очередь самого себя, и более, чем где бы то ни было, открывается это в тех "Записках", которые вы держите сейчас в руках.

Для каждого христианина естественно стремление спастись. Но спасение, как, со ссылкой на преподобного Петра Дамаскина, говаривал и писал преподобный старец Амвросий Оптинский, совершается не иначе, как "между страхом и надеждой". Мы нередко испытываем страх : наша совесть не дает нам полного удостоверения в том, что мы делаем все, что могли бы, ради того, чтобы даже не приблизиться к Богу, а хотя бы сохранить верность Ему. Нередко также мы упокоеваемся и на некой ложной надежде , которая происходит не от всецелого упования на Господа, полной, безоглядной преданности, доверия Ему, а от нечувствия, от забвения о времени испытания, когда обличительницей нашей пред судом Божиим явится обычно столь легко попираемая совесть.

Но вот предстать перед лицом этой соперницы уже сейчас, не уклоняясь от ее обвинений, не пререкаясь с ней, но самоохотно предоставляя в ее распоряжение свое сердце, чтобы боль обличения, спасительного страха и стыда пред Создателем вычистила из него все скверное и непотребное, обновила и преобразила его,— вот что по-настоящему трудно! Трудно отчаяться в себе спасительным и богоугодным отчаянием, понять, что нет в нас ничего достойного не только вечного блаженства, но даже и помилования на Страшном суде, понять это и все равно не отпасть от спасительного упования на неизреченную Божественную любовь. Трудиться над собой изо всех сил, выбиваясь из этих сил, сознавая притом, что весь наш труд — ничто, и надеяться только на Господа — вот в самых кратких словах тот узкий и тесный путь, идти которым, как свидетельствует Сам Христос, решаются немногие .

Вряд ли можно не согласиться с тем, что теплохладность — самая тяжелая болезнь современного христианства, а живая вера — то, чего более всего недостает каждому из нас. Мы, кажется, никак не можем заставить себя встать перед Богом прямо, поняв, что нас не отделяет от Него ничего, кроме наших грехов и нашего безразличия. Не можем заставить себя встать перед Богом и твердо сказать себе непреложную истину о том, что другой цели, кроме Бога, у нас нет и не может быть. И труднее всего бывает именно потому, что встать надо в одиночку, рядом не оказывается чаще всего никого или же поднимаются такие же немощные и малознающие люди, как мы.

Конечно, ни в коем случае не надо понимать слова об "одиночестве" спасающегося, как мнение о том, что спасающихся вовсе нет и нет никого, у кого можно было бы спросить совета и найти духовную поддержку. Имеется в виду нечто иное. Известен монашеский "афоризм", гласящий: "Бог и душа — это и есть монах". Однако то же самое относится в действительности и к любому христианину. У иеромонаха Василия (Рослякова; † 1993) есть замечательное стихотворение, переложение 38 псалма, а в нем такие слова:

Я немым оказался на людной земле,
Бессловесно смотрел на распятье добра,
И раздумья одни воцарились в душе,
И безумная скорбь одолела меня.
Запылало отчаяньем сердце мое,
Загорелися мысли незримым огнем,
И тогда в поднебесье я поднял лицо,
Говорить начиная другим языком:
Покажи мне, Владыка, кончину мою,
Приоткрой и число уготованных дней,
Может, я устрашусь оттого, что живу,
И ничто не осилит боязни моей.

Это чувство, о котором так верно говорит отец Василий,— "устрашиться оттого, что живешь", причем так, что "ничто не осилит" этой "боязни", очень болезненно для сердца, но и по-настоящему спасительно. Оно рождается от острого, благодатью Божией подаваемого сознания того, насколько реально все, о чем мы в общем-то знаем, но от чего обычно наш разум как бы "отталкивается": жизнь, смерть, Последний суд и приговор на нем. Приходит ощущение того, насколько все серьезно : за каждый день, за каждый час, за каждое мгновение, за поступки, слова, мысли и самые сокровенные движения сердца с нас однажды потребуется отчет. И если удержать в себе эту спасительную боль, эту "печаль по Богу" , то жизнь с нею в душе превращается в то, что святые отцы именовали "мученичеством совести". И пусть даже и с советом, и с наставлением более опытных, но каждому приходится самому "перегорать" в огне этого мученичества, молиться, просить, чтобы Господь сохранил от заблуждения и уклонения от Него: ведь многое из того, что происходит в духовной жизни человека, происходит лишь между ним и Богом. Оттого-то и возникает ощущение, что идти приходится в одиночку.

И в этом отношении книга отца Лазаря — дар, который трудно переоценить. Читая ее, очень отчетливо понимаешь: нет, ты не один. Совершать свой путь во мраке трудно. И хотя, может быть, "Записки" отца Лазаря еще не свет, но они яркое и истинное свидетельство о свете, который ни объять, ни поглотить не может никакая тьма. Это свет непрестанного, ничем иным не удовлетворимого стремления человеческой души к Богу — того, что является подлинным содержанием жизни христианина, сущностью и глубиной христианства.

Не все, о чем говорит архимандрит Лазарь, представляется безусловным и бесспорным. Многое и самих издателей заставляет задуматься: а можно ли с этим до конца согласиться? Но вместе с тем игнорировать его мысли и рассуждения невозможно. Они если и не дадут ответ на самые "больные" вопросы, то помогут его найти. Не помогут — заставят хотя бы начать его искать.

…Отца Лазаря трудно назвать профессиональным писателем. Он, по сути говоря, не писатель, а монах. И если говорить о нем, как о "художнике", то, скорее, в собственном смысле этого слова. В его речи очень много образов, необычных, индивидуальных, возможно, не всегда стилистически безупречных, но очень глубоких. И издатели не ставили перед собой задачу качественно "исправить", "улучшить" его стиль. Это могло бы повлечь за собой утрату "Записками" их подлинности, живости и безыскусственности. Поэтому вмешательство редактора было минимальным, ограничивалось лишь той мерой участия, которая необходима при подготовке авторского текста к публикации. Практически неизменной осталась и структура этого своеобразного монашеского дневника, который по-своему уникален.

Не исключено, что когда-нибудь в будущем это издание станет своего рода "памятником" — ярким памятником той эпохи, того периода в истории Православной Церкви (Русской или Грузинской — не столь существенно), когда после десятилетий богоотступничества и богоборчества тысячи душ, откликнувшись на призыв Божественной благодати, устремились к ее нетленному свету. Устремились, невзирая на свое незнание, слабость, испорченность… Вступили в брань с миром и грехом в своих собственных сердцах. Побеждались и побеждали, сбивались с пути и снова находили его.

А сегодня "Записки" отца Лазаря — помощь и подспорье для всех нас, монахов и мирян, так же ищущих этот путь, так же переживающих это удивительное время, такое трудное и такое благодатное, когда так тяжело жить по-христиански и когда Бог настолько близок ко всем искренне ищущим Его.

От автора

Когда гонимые беженцы путешествуют через труднопроходимые горные перевалы в поисках далекой страны своего счастья, бредут по одному или небольшими группами по незнакомым тесным тропам, затерянным между скал, по краю жутких стремнин, пересекают глубокие ущелья, взбираются на крутые вершины, терпят холод, голод, изнемогают от усталости и, главное, от неизвестности будущего, колеблются в надежде на благополучный исход этого многострадального пути,— тогда каждый жаждет слышать слово подкрепления, обнадеживающие известия от тех, кто уже побывал впереди или, быть может, даже видал издали, за синевой гор, сияние искомой страны.

Некоторые достигали уже покойных мест и оттуда слали послания и призывы, поднимающие дух народа, указывали направление пути, способы преодоления препятствий, предупреждали о возможных опасностях. Но до запоздавших странников, спасающихся бегством в числе самых последних беженцев, эти ободряющие гласы едва доходили, а сильнейшая запуганность и крайнее изнеможение этих путников еще более усугубляли их унылое настроение, нерешительность и недоверие как друг к другу, так и к тем, кто издали звал их быть смелее. Сильно, сильно приуныла эта запоздалая группа бедняг. Многие уже блуждают в полном неведении направления пути, многие сбиваются с верной дороги и умирают от голода либо оказываются растерзаны дикими зверями, которые чуют добычу и часто подолгу подстерегают, не отобьется ли от толпы одинокий, изнемогший путник.

Крайне опасно стало путешествовать в одиночку; да и группами пробираться через суровый край ненамного легче. В толпе особенно страшна паника, когда то один, то другой начинает сомневаться в правильности пути, в том, верно ли знает дорогу впереди идущий, все принимаются кричать, спорить, каждый подает свой совет, куда идти, группа разделяется, и в результате опять многие сбиваются с дороги, становятся добычей рыкающих хищников, которым великое ныне раздолье.

В сложных, запутанных и скорбных обстоятельствах у нас всегда возникает потребность найти ясное и однозначное указание пути с детальным просчетом каждого шага, который мы должны предпринять. Мы все желаем найти такого опытного, духовного, прозорливого наставника, который безошибочно просчитал бы нам все наши житейские перипетии и прописал безошибочный рецепт от всех болезней и недомоганий; нам часто представляется, что все наши духовные поиски должны быть направлены именно на отыскание такого вот "старца" и тогда все потечет ровно и плавно без особых уже с нашей стороны тревог и беспокойств. Но мы забываем (или и не знаем), что этот прямой, незаблудный и легкий путь нерасторжимо сопряжен с немалым подвигом послушания, отсечения своей воли, отвержения самости. И ох как больно и многострадально для несмиренной и непростой души это благое иго полного и беспрекословного подклонения своей выи под руку такого старца! Но без подвига, без болезней, без внутренней ломки наших "окаменелостей" не спастись. Любовь к Богу (а спасется, то есть приблизится к Богу, без сомнения, только тот, кто возлюбил Его, и возлюбил немало), эта любовь должна пройти огнь очищения, испытания, освящения. Потому-то путь и лежит через крутые горы и по краю пропастей, по узкой и иной раз малохоженой тропе. Все реже и реже встречается этот подвиг доверия наставнику и веры в близприсущий таинству послушания Промысл Божий.

И то правда, что доверяться стало небезопасно, что по-настоящему опытных наставников не найдешь "днем с огнем", зато многие сами лезут в "старцы", так что не от каждого-то и отобьешься. И не поймешь порой, то ли недоверие оттого, что доверять некому; то ли есть кто-то достойный доверия, да доверяющихся нет никого. Но факт, что странники весьма блуждают теперь и чаще всего находятся в очень путаных, неудобопонятных и зело смущающих душу ситуациях — среди каких-то скал, зарослей колючек и во мраке ночи без звезд. Мечутся туда и сюда, задают вопросы, но ответов не слышат.

Все чаще приходит на память история с Иовом Многострадальным, тяжкие недоумения которого не могли разрешить мудрые, глубоко сочувствующие ему друзья. Но ответ на вопросы праведника и не мог быть выражен словом, не мог родиться в спокойно, холодно-логично работающем сознании. Испытывалась любовь Иова к Богу, сердце его очищалось и закалялось в огне этого жестокого испытания, и что мог здесь успеть рассудок? Из уст страждущего Иова исходили недоуменные вопросы, из уст его благодушествующих друзей — умные ответы. Но Иов оказался пред Богом выше и праведнее своих друзей . Вот и нашему поколению нищих странников свойственнее задавать вопросы, пожимать плечами, вздыхать и, болезнуя, соскребать гной со своих ран, а разрешение недоумений предоставить Самому Господу.

Все это переживали и оплакивали отцы наши, когда шли той же "юдолью плача"; они передали нам эти воздыхания, разделили с нами нашу печаль — и нам гораздо легче от их слов. Вот строки из книги святого епископа Игнатия, которая так и названа — "Приношение современному монашеству", то есть нам непосредственно:

"Перелетая чрез греховное море, мы часто ослабеваем, часто в изнеможении падаем и погружаемся в море, подвергаемся опасности потонуть в нем. Состояние наше, по причине недостатка в руководителях, в живых сосудах Духа, по причине бесчисленных опасностей, которыми мы обстановлены, достойно горького плача, неутешного рыдания. Мы бедствуем, мы заблудились, и нет голоса, на который могли бы выйти из нашего заблуждения: книга молчит, падший дух, желая удержать нас в заблуждении, изглаждает из нашей памяти и самое знание о существовании книги. Спаси мя, Господи , взывал Пророк, провидя пророческим Духом наше бедствие и приемля лице желающего спастись, яко оскуде преподобный ! Нет духоносного наставника и руководителя, который непогрешительно указал бы путь спасения, которому желающий спастись мог бы вручить себя со всею уверенностию! Умалишася истины от сынов человеческих, суетная глагола кийждо ко искреннему своему , по внушению душевного разума, способного только развивать и печатлеть заблуждения и самомнение" .

Не раз этот святой отец говорил, что монахи последних времен должны спасаться скорбями. Но откуда бы взяться скорби, если бы была во всем для нас ясность и понятность, куда и как идти, что и отчего с нами происходит? И это недоумение, эту "оставленность" необходимо принять и понести, как часть нашего креста. Вздыхать о нашей "никуданегодности", печалиться о нашей всегреховности, воздевать руки к небу об избавлении от многовидных зол, обступивших нас, и иметь единое упование на Господа! Видеть трезво свое положение, скорбеть и молиться о нем — уже бОльшая часть спасительного нашего делания. И чего еще нам ждать от себя?

И в настоящих записках нет ответов и разрешения множества возникающих недоумений, а именно эти самые "вопросы без ответов" — "охи", "ахи", вздохи, многоточия и вопросительные знаки вместо восклицательных. Полезны ли, наставительны ли хоть сколько-нибудь такие вот воздыхания еще одного из нищих, горемычных сегодняшних странников? Но, может, кто-то воздохнет вместе с ним, покивает грустно и понимающе главой, посочувствует, сам задаст ряд вопросов, на которые никто теперь не станет ему отвечать? Так вот посидим, поохаем и, немного обогревшись, побредем дальше со своими нищенскими котомками, но уже не так одиноко, не так печально.

Некоторое время спустя отец Лазарь, его дочь Деспина с мужем и ещё шестнадцать семей беженцев переселились в селение Ексохи (в районе города Катерини). Другая дочь батюшки (по имени Иса!иа) осталась в городе Драма.

На новом месте не оказалось церкви. Отец Лазарь призвал прихожан поучаствовать в строительстве храма. «Мы должны построить церковь до Рождества», - сказал батюшка. Вместе с односельчанами он носил на место строительства камни из близлежащей речки. Отец Лазарь нашёл каменную плиту (диаметром в 1 квадратный метр и шириной десять сантиметров) и сделал из неё Святой Престол.

Строительство храма шло полным ходом, когда пришло известие о том, что скончался супруг дочери отца Лазаря, которая осталась жить в городе Драма. Исаию и её малолетнего сына по имени Анастасий батюшка забрал к себе. Некоторое время спустя Исаиа вторично вышла замуж. В новом браке у неё родилось много детей. Воспитание внука Анастасия батюшка взял на себя. Он дал ему образование, построил дом и помог найти спутницу жизни. Пока Анастасий и его супруга работали, батюшка заботился об их детях - своих правнуках.

Однажды сердобольный отец Лазарь нашёл брошенного пятилетнего мальчика. Он взял его к себе домой и заботился о ребёнке несколько лет, пока его не усыновила благочестивая супружеская чета.

Даже зимой батюшка Лазарь спал не дома, а в небольшом ветхом сарайчике, покрытом листовым железом. Один только Бог знает как он переносил зимние холода, ведь помещение не отапливалось. В храм батюшка всегда ходил пешком. На ногах у него в любое время года были царухи - традиционные лапти греческих крестьян. Священник шёл свозь снег и слякоть в храм, который тоже не отапливался. А зимы, надо сказать, тогда были очень суровыми: с крыш свисали сосульки, а на улицах было по пояс снега.

После Литургии батюшка не отдыхал а принимался за работу. Он готовил еду, пёк хлеб, вручную стирал одежду. Относил обед работавшим в поле и, взяв в руки тяпку или лопату, вскапывал грядки, разбивал виноградники, сажал овощи и плодовые деревья. Тяжёлым трудом он обеспечивал пропитание для своих близких.

Батюшка Лазарь был деятельным и подвижным. Работа у него всегда спорилась. Без дела он не сидел даже минуты и успевал всё. Односельчанки священника говорили: «Мы со своим хозяйством не можем справиться и устаём. А на батюшке было два дома и храм. И как он всё успевал и воспитал стольких внуков?».

Гостей отец Лазарь всегда принимал сам. Готовил им кофе, подавал угощение. Он был таким смиренным, что служил всем. А сам никогда не стремился к почестям. Батюшка смущался даже тогда, когда ему предлагали стакан воды.

Когда к отцу Лазарю приходили односельчане, желавшие попросить какой-нибудь инструмент, он бегом бежал принести для них просимое. Из-за простоты батюшки многие считали его обычным «попом», не разглядев масштаб его личности и духовных дарований.

Вспоминает внучка отца Лазаря Арети Амвросиаду: «Наши родители уходили работать в поле, а он делал всю работу по дому. Стирал, пёк хлеб, готовил, носил воду из источника. Следил за нами - пятью маленькими детьми. Брал нас с собой на службы. У дедушки был красивый голос и он хорошо пел.

Отец Лазарь был очень трудолюбив. Тяпкой распахивал целину, вынимая из земли камни и пни.

Мы его очень любили. Все, и дети и внуки, звали его «добрый отец»».

Отец Лазарь был не только священником но и заботливым отцом для всех окружающих. Он работал много часов подряд, но ел только один раз в день, а спал всего несколько часов.

Батюшка Лазарь был очень благоговейным человеком. Он очень ответственно относился к своим иерейским обязанностям.

Внешность его не отличалась чем то особенным или внушительным. Худой, невысокий, неболтливый. Всегда смиренный и серьёзный. Но благодать, которая у него была, привлекала к себе людей. Хотелось быть рядом с ним, прислушиваться к его беседе.

Вся жизнь батюшки была жертвенным служением ближнему. Ему пришлось пережить много скорбей: бедность, голод, смерть близких людей. Но ни разу в жизни он не возроптал на Бога. У небогатых прихожан он никогда не требовал денег за таинства. Готов был всё делать бесплатно.

В то время был порядок, в соответствии с которым священника должны были содержать прихожане храма, в котором он служил. Каждая семья должна была давать своему пастырю 15 килограмм пшеницы в год. Но большинство односельчан не отдавало положенного отцу Лазарю. Другие давали ему меньше и нерегулярно. Ни разу никто не услышал от священника ни слова упрёка, он всегда с радостью откликался на первый зов и просьбу каждого из своих прихожан. Отец Лазарь был «добрым пастырем», а не «наемником» .Это признавали все.

За отпевание и венчание батюшка Лазарь никогда не брал денег. Даже во время войны и голода, когда у него самого было нечего есть. Первого числа каждого месяца в любую погоду он пешком обходил все дома своих прихожан и кропил их святой водой. Причём делал это не рассчитывая на вознаграждение.

В вопросах устава и порядка в церкви батюшка был очень строгим. Не позволял толкаться и шуметь во время Таинств. Женщинам, которые были накрашены или в одежде с коротким рукавом, не разрешал входить в храм.

Во время немецкой оккупации у бедняков часто не было денег на покупку свадебных венцов .В таких случаях батюшка сам сплетал их из виноградной лозы.

В кофейни отец Лазарь не ходил. Он часто посещал дома своих прихожан и подолгу с ними беседовал. Каждому помогал чем мог. Батюшка не любил многолюдья. Он был мирным человеком и любил тишину. Если кто-то в деревне ссорился - он спешил примирить конфликтующие стороны и восстановить между ними мир.

Отец Лазарь строго постился. В Великий Пост не ел даже растительного масла и вкушал пищу один раз в день. Жене внука Анастасия советовал не работать в воскресение и по возможности даже не готовить еду в этот день. Сам батюшка воздерживался от мяса.

Продолжение следует...

Agionoros.ru продолжает публикацию глав из книги «Подвижники в миру» (том II).

Лазарь Амвросиадис родился в 1872 году в понтийской деревне Паслах в семье благочестивых христиан Михаила и Марии. У него было пять братьев (один из которых, по имени Георгий, впоследствии стал иереем).

С малых лет Лазарь любил Бога и Церковь. Он мечтал, когда подрастёт, стать священником. Поэтому ни разу в жизни не пользовался бритвой. Дети, которые играли вместе с мальчиком, звали его не по имени, а «батюшка».

В возрасте 19 лет Лазарь женился на девушке по имени Сотирия. У супругов родилось четверо детей: Анастасия, Д!еспина, Исаия и Михаил. Вскоре Лазарь был рукоположен и с большим рвением и самоотверженностью стал исполнять свои пастырские обязанности.

Супруга батюшки заболела и в течении четырёх лет не могла подняться с постели. Отец Лазарь привёз врача из Константинополя. Целый месяц он жил дома у Амвросиадисов. Чтобы заплатить врачу, батюшка распродал всё своё имущество. Но всё было тщетно: вскоре матушка Сотирия скончалась. Вместе супруги прожили 11 лет - отец Лазарь овдовел в возрасте 30 лет. Через год скончался его сын Михаил. Спустя два года батюшка выдал замуж свою дочь Анастасию. Её первый ребёнок скончался, а во время вторых родов умерла сама Анастасия и её чадо. Некоторое время спустя вышла замуж младшая дочь отца Лазаря - Деспина. Прошло всего несколько месяцев и она овдовела: её супруг умер от кровоизлияния.

Испытания отца Лазаря не ограничивались смертью близких людей. Амвросиадисы вынуждены были противостоять голоду. Чтобы купить несколько килограмм кукурузы, пришлось продать одеяла и другое постельное бельё.

Однажды отец Лазарь шёл по дороге вместе со своей сестрой Анатолией и односельчанкой Кириакией. На пути им встретилось два воинственно настроенных турка. Они жестоко избили священника и собрались его зарезать. Анатолия со слезами стала их умолять оставить брата в живых, так как он единственный кормилец в семье. Турки отобрали у отца Лазаря и его спутниц все вещи и позволили им вернуться домой.

Чтобы прокормить своих детей отец Лазарь работал дровосеком в селении Г!узалан. Его «заработная плата» состояла из половины оки кукурузы в день. Она и составляла основную пищу семьи Амвросиадисов. Батюшка заваривал какие-нибудь травы, смешивал их с кукурузной мукой и молоком. Эту еду с детьми он ел почти каждый день.

Отец Лазарь призывал односельчан построить храм в родном селении. Вместе они на спине издалека таскали камни, приспособились добывать известь на соседней горе, построили километровый канал, чтобы подвести к месту строительства воду. Когда храм был построен - его освятили в честь Святителя Николая Угодника. Отец Лазарь привёз из Цианикии трёх иконописцев, которые расписали церковь фресками. Во время работ они жили дома у батюшки и получали у него заработную плату.

Вскоре турки начали гонения против священников и не давали им совершать богослужения. Отец Лазарь звал христиан в лес, и совершал там Божественную Литургию. Вскоре на месте тайного богослужения появилась небольшая церковь пророка Илии. В качестве Святого Престола батюшка использовал большую каменную плиту.

Однажды турки потребовали у отца Лазаря отдать им Богослужебные сосуды. После отказа батюшки его стали бить и пытать. Вместе со своим зятем отец Лазарь спрятал Святую Чашу и другие Сосуды в более надёжное место вдали от их селения.

Отец Лазарь никогда не прекращал совершать Богослужений. Тайно в храме Ильи-пророка или явно в церкви Святителя Николая он давал возможность прихожанам участвовать в церковных таинствах.

После всех издевательств турки решили убить отца Лазаря, но православным удалось собрать крупную сумму денег и выкупить своего пастыря. После перенесённых мучений батюшка не мог ходить. Домой на руках отца Лазаря принёс его брат Георгий. После продолжительного лечения батюшка вновь получил возможность ходить.

Обстановка в Причерноморье оставалась непростой. Односельчане отца Лазаря переселились в Керасунту. На центральной площади этого города горело три лампады, зажжённых православными на месте расправы над тремя священнослужителями.

Вместе с родственниками и односельчанами отец Лазарь принял решение покинуть родные места и бежать в Грецию. С документами помог друг брата - Элим-Ходжа. Он дал возможность добраться до пристани и сесть на корабль, который вёз овец и мулов в Константинополь. Отца Лазаря замаскировали под пастуха, надев на него соответствующую одежду.

Из Константинополя отец Лазарь отправился в Грецию. Целый год он жил в одном из монастырей области Эпир. В 1923 году батюшка встретился со своими детьми и братьями на острове Закинф. Вместе они приняли решение переселиться в окрестности города Драма в селение Посионоз, где и прожили около пяти лет. Отец Лазарь с помощью прихожан выстроил церковь и начал совершать богослужения.

Продолжение следует...

Наш приснопамятный духовный отец и наставник (в миру Михаил Петрович Абашидзе-Десимон), родился 23 июля 1959 года в одном из красивейших уголков Грузии – Абхазии, в городе Гагра. Окончил гагринскую русскую школу и поступил на архитектурный факультет одного из московских институтов. По его же словам, он с детства испытывал какое-то неопределенное чувство неудовлетворенности.

Будучи студентом московского вуза, к существующему в стране режиму и царившему в миру настроению фальши он почувствовал недоверие, что вызвало в нем протест. Так как семья не была воцерковлена, Михаил в то время не был крещен. Чувство неудовлетворенности и протеста заставило его примкнуть к тогдашнему молодежному движению хиппи.

Спустя несколько лет у своего друга он нашел Библию и церковный катехизис. Прочитанное произвело на него сильное впечатление, особенно глава пророчества Исаии о Страстях Спасителя. С того момента он со всей серьезностью стал интересоваться Православием и пытался познать его суть.

11 марта 1984 года, в результате осознанного подхода и после подготовки, в день Торжества Православия в возрасте 24 лет принял крещение в . Крестивший его священник поинтересовался его дальнейшими планами, на что новокрещенный Михаил сообщил, что решил какое-то время пожить в монастыре. «Монастырь – дело доброе!» – был ответ.

Еще до крещения Михаил интересовался пустынниками, жившими в Сухуми, в предместье озера Амткел. Раньше он бывал у этого озера и видел несколько пустых келий. Незадолго до крещения Михаил узнал о существовании монастыря недалеко от Тбилиси – Бетания («Дом бедности»), где подвизались тогда три монаха. Он решил поехать и ближе ознакомиться с монашеской жизнью, а уж потом уединиться в сухумской пустыне.

Уже 20 марта 1984 года Михаил отправился в Бетанский мужской монастырь, где пробыл до 1997 года. За период его послушничества он отличался благочинием и богобоязненностью, усердием в послушании и любовью к молитве. Первой книгой, которую ему дали прочитать, были «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу».

В 1986 году, на праздник , настоятель монастыря архимандрит Иоанн (Шеклашвили) постриг послушника Михаила в монахи с именем Лазарь. В том же году в Лазареву субботу в Сионском патриаршем соборе рукоположил его во диаконы, а в день Святого Духа – во священники.

С 1987 года по 14 января 1997-го отец Лазарь был настоятелем Бетанского монастыря. Весной 1991 года Католикос-Патриарх всея Грузии Илия II возвел отца Лазаря в звание архимандрита.

Отец Лазарь был первым, кто возродил школу грузинской иконописи

Отец Лазарь был первым, кто возродил школу грузинской иконописи. Им написаны многие общеизвестные иконы: из иконостаса Светицховели, икона Трех святителей в Сионском соборе, святого Георгия, апостола Фомы, большой Крест в Сионском соборе с изображением Распятия и Воскресения, большой запрестольный крест, который сейчас покоится в патриаршем соборе Святой Троицы. Отец Лазарь расписал храм святой царицы Тамары. А для главного храма Бетании, посвященного Рождеству Пресвятой Богородицы, им написаны Иверская икона Божией Матери, а также образа для иконостаса.

Его перу принадлежит множество духовных книг: он писал как на духовно-нравственные, так и на богословские темы. Некоторые его работы носят полемический характер. Его труды изданы как в Грузии, так и за ее пределами, переведены на сербский, болгарский и другие языки. Он был неустрашимым и стойким защитником Православия и традиционной морали! Отличался антиэкуменическим настроем, много боролся за выход Грузинской Церкви из состава Всемирного совета церквей, но никогда не прекращал евхаристической связи и поминовение Патриарха. Он боролся как против ереси, так и против раскола.

Отец Лазарь активно выступал против трагического факта – схизмы в Грузии, что подтверждается его трудами и письмами.

Весной 1997 года он с двумя послушниками отправился на Святую гору Афон. Вернувшись через полтора месяца, 20 мая 1997 года поселился в селе Табаруки, в доме, подаренном близким верующим человеком. Там был основан скит Рождества Пресвятой Богородицы. Осенью вернулись его духовные чада (один с Афона, другой после лечения тяжелой травмы).

Он боролся как против ереси, так и против раскола

С осени 1998 года с целью более уединенного монашеского образа жизни вместе со своими духовными чадами отец Лазарь поселился на горе близ села Табаруки, где основал Табарукский мужской Воскресенский монастырь. В 1999 году принял третьего послушника. Его личным примером и руководством братство с нуля возвело новую обитель. Отец Лазарь собственноручно построил два храма и две кельи (помогали послушники и время от времени в наиболее трудоемкой заливке бетона близкие монастырю люди). Одновременно с этим тяжелым физическим трудом отец Лазарь писал книги и иконы.

В мае 2016 года у отца Лазаря обнаружили диффузную мезотелиому плевры. От операции он отказался, фактически не лечился. Периодически пользовался средствами народной медицины, а также целебным источником святой Нины, после которого всегда чувствовал облегчение. Врачей удивлял факт: без операции и необходимых процедур химиотерапии болезнь не прогрессировала так быстро, как это обычно бывает. Без хирургического вмешательства пациенты при таком недуге живут лишь семь-девять месяцев. А отца Лазаря убедили пройти химиотерапию только через полтора года.

После пяти курсов химиотерапии стали применять облучение. Отец Лазарь ослаб, в течение трех недель почти не вставал, причащался в келье. Последние две недели его мучила боль в области сердца и кислородная недостаточность, он постоянно пользовался кислородными подушками. Близкие ему люди переживали, старались оказать посильную помощь. 14 августа 2018 года его состояние ухудшилось, и он был переведен в Тбилиси, в паллиативное отделение клиники «Niu vijens», где была оказана нужная помощь, и состояние, казалось, улучшилось. 16 августа он даже смог в небольшом количестве принять пищу. Близкие надеялись на улучшение, решили остаться в больнице до понедельника.

Его кончина – невосполнимая утрата и боль не только для духовных чад и прихожан.

Уверены, отец Лазарь отмучился и унаследовал Царство Небесное!

Иконы, написанные рукой архимандрита Лазаря (Абашидзе)

Для многих и многих христиан.

Возжелать голгофы как спасения

В книге отца Лазаря «Мучение любви», которую каждому христианину было бы весьма полезно прочитать, есть отрезвляющее напоминание: христианство – это страшно. Православие – это не игры в благочестие. Это жесточайшая, смертельная борьба на три фронта – с самим собой, с агрессивным тлетворным влиянием окружающего общества грешников и с демонскими полчищами во главе с сатаной.

«Иже бо аще хощетъ душу свою спасти, погубитъ ю: и иже аще погубитъ душу свою Мене ради, обрящетъ ю» (Мф. 16, 25), – говорит Господь.

Но что это значит: душу свою погубить?..

В главе «О! Если бы войти в ту дверь…» упомянутой книги отец Лазарь объясняет, условно говоря, что в каждой организации есть некий вестибюль, холл, где встречают гостей, при том, что за этой парадной комнатой далее может скрываться и весьма трудоемкое и даже опасное производство. Но суть не в блеске ресепшена, а как раз там, где кропотливо и упорно трудятся, созидают.

Точно так же и в Церкви: храм – это, парадоксальным образом, и знамение будущего века как цели, но и только преддверие на нашем пути туда. Нельзя самоуспокоенно: «Вот я уже и попал в Царствие Небесное» – застрять на этом КПП, залюбовавшись на его прекрасное убранство.

Нет, архимандрит-писатель настойчиво показывает нам на некую таинственную дверь, войти в которую страшно, но для христиан необходимо… Дверь – это Сам Иисус Христос (ср. Ин. 10, 9).

Идти придется долго. И будет тяжело и страшно.

Конечно, есть и те, – и таких большинство (почитайте, как ужасающе откровенно живописует гибнущие массы архимандрит Лазарь!), – кто, осмелившись, вот уже углубился в коридор за этой, для каждого своей, дверью, но…

«испугавшись темноты или холодного дуновения, таинственных шорохов, одиночества, а более всего влекомый разного рода привязанностями к тому, что осталось позади и должно быть уже навсегда погребено за той дверью, угрызаемый какой-то многосложной тоской и скукой, как будто вспомнив, либо что забыл еще что-то взять с собой крайне необходимое в дороге, либо что не успел еще с кем-то попрощаться перед своим дальним путешествием, – спешит назад…».

Страшно встретиться с самим собой.

Как тонко раскрывает перед нами действие «самых безобидных» страстей писатель-аскет:

«Вот, к примеру, есть у нас потребность в пище телесной. Каждый день мы так или этак питаемся и даже часто не обращаем внимания на то, что мы, собственно, ели; иной раз и недоедим, а беспокойства из-за этого не испытываем; в другой раз легкий голод даже доставляет нам своеобразную приятность. Но вот, не ешь день, два, три… Сначала сосущая пустота во внутренностях будет жалобно ныть, просить, жаловаться. Но затем все более и более раскрывается эта пасть: вот уже внутри нас огромный дракон с разинутым широко зевом, с налитыми кровью глазами; он рыкает, требует пищи, он уже целая пропасть, гудящая: дай! дай! дай! Во время голода бывает, что люди пожирают людей, матери – детей своих! Вот какое кровожадное чудище притаилось в нашем столь “миролюбивом” и “добродушном” чреве!»

Учуять смрад своих грехов – это не то же самое, что щекотать ноздри сладким ароматом ладана… Не для спасительной ли метанойи (покаяние – греч.) нам, собственно, и даны в Церкви все эти контрасты: ощути, человече, в сколь небрачной одежде пришел еси (ср. Мф. 22, 11)… На пределе: возжелай голгофы как спасения! Слава Тебе, Господи, – распни!

Не молчи, человече, – молчать в контексте притчи о званных на пир (ср. Мф. 22, 12) – это, может быть, даже внутренне упорно вопить, то есть оголтело преследовать именно свои цели: я вот, мол, сюда явился лишь покушать, проблемку свою разрешить, а Кто здесь и что происходит, так мне ведь и дела-то нет.

Чтобы с Богом поговорить, в нас все внешнее должно умолкнуть, а душа – избавиться от немоты.

Сразу говорить о таком человеке сложно: надо помолчать, чтобы вспомнить его.

Тамара по совету ответившего связалась с монастырем, где подвизался отец Лазарь, и собирает свидетельства о его жизни. Сами же все эти дни мы перечитываем книги и статьи проповедника.

Самая опасная из подмен

Сколько изъянов открывается после момента молчания даже в самом твоем, казалось бы, уже привычно-устроенном церковном бытовании…

«Мы думаем спастись “как-нибудь”, “мимоходом”, “между прочим”, как мы делаем множество других скучных, но необходимых или полезных дел, – пишет в одной из других глав-увещеваний отец Лазарь. – Или, лучше сказать, вся наша церковная и христианская жизнь нами воспринимается как средство для некоторого душевного умиротворения, то есть, по сути, как некоторое “снотворное”, усыпляющее надоедливого червячка – нашу беспокойную совесть, но чаще как какой-то оброк или дань, которые необходимо выплачивать в назначенный срок, дабы иметь право на беззаботную жизнь в остальное время».

Вновь повторим максиму отца Лазаря: христианская жизнь – это страшно.

Нам все кажется, это пусть даже уже и не только свечи ставить, но и подсвечники чистить, – а для продвинутых и на службы хоть каждый день поспешать (желательно до того, как священник пойдет кругом по храму кадить, «чтоб меня увидели»)…

Православие – это не игры в благочестие

«Мы заменили подвиг веры “благочестием”» – вот в чем беда, как писал другой подвижник наших времен.

Для нас тогда собственная «праведность» важнее, чем Христос. И общество столь же «праведных» опять-таки может оказаться интереснее.

Отец Лазарь пишет, что в прошлом – уже в позапрошлом – XIX веке даже распространилось выражение (когда речь шла о говении, Исповеди и Причастии): «исполнить долг христианский». «Исповедаться, сподобиться Святого Причастия – долг?! – просто взрывается негодованием автор. – Ты был голоден, умирал от истощения, весь был в гнойных струпьях, тебя позвали в царские палаты, омыли, умастили раны бальзамом, очистили твою одежду, напитали, угостили вином, сам царь заботился о тебе, и ты, вышедши, сказал: “Я пошел туда, чтобы выполнить свой долг перед царем, теперь совесть моя спокойна, и я могу с мирным сердцем опять лазить по помойкам и валяться в грязи”. Так, что ли? Нет, такой “торг”, такие “сделки” с Богом – это богохульство и святотатство. Такие “авось-небось”, “дружба на крайний случай”, “страховка на черный день” могут пройти везде, во всех земных делах, только не в области Любви. В сфере Любви теплохладность отвратительна».

Бой будет! Но готовиться надо заранее

Будем помнить новомучеников, которые, вопреки этому господствующему еще с прошлого века в обществе умопомрачению, вкусив по-настоящему брашен благодати Духа Святаго, потом стойко, а нередко даже и с благодушием, претерпевали многие и многие изощренные пытки и скорби от своих гонителей и палачей.

«Значит, дух, несмотря на все внешнее благоденствие, в царской России был жив!» – изумлялся, знакомясь с фактами жизнеописаний новомучеников и исповедников, немало потрудившийся в деле их, предваряющей в Русской Зарубежной Церкви нашу, канонизации архиепископ Берлинский и Германский Марк (Арндт) .

Это один из ключевых вопросов.

«Умею жить и в скудости, умею жить и в изобилии» (Фил. 4, 12), – писал апостол Павел.

«Ну, кто из нас сегодня умеет жить в достатке?!» – вопрошал неоднократно в своих пронзительных проповедях уже преставившийся владыка Орехово-Зуевский, а после Костромской и Галичский Алексий (Фролов) .

А в кругу близких уже сознавался, что когда ему в бытность викарием Святейшего Алексия II надо было к какой-то особой дате Патриарха или в подарок для кого-то из его Предстоятелей-гостей приобрести что-нибудь соответствующее их высокому сану, он отправлялся на Арбат… Выйдет из машины, воротник куртки поднимет, глаза в землю. Но… В один бутик вошел, в другой… И вот уже – встрепенется: «А походочка-то уже не та!» Ничего-то уже в ней нет монашеского, – закрутило! «Полчаса, и ты готов!» – резюмировал владыка.

А если эта вольготная жизнь уже запустила свои щупальцы-метастазы в сердце?..

Было что терять и новомученикам. Но вот они, царские архиереи, после своих карет с количеством лошадей в зависимости от статуса сами оказывались впряженными в какую-нибудь бурлацко-рыбацкую артель-упряжку где-нибудь на Соловках, – и ничего: благодушествовали! А если и боль приходилось испытывать, это воспринималось как действие врачующего и очищающего скальпеля в руке Божией.

«История с Иовом Многострадальным тут многое пояснит, – вводит своего, даже самого в лучшем смысле благочестивого, читателя, словно в курс молодого бойца, архимандрит Лазарь. – Но готовиться надо заранее. Бой будет! Это закон духовной жизни! ‟Се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу” (Лк. 22, 31)».

В Раю нет нераспятых и несмиренных

Каждый христианин обрекает себя на крест и молитву за врагов

Каждый христианин обрекает себя на крест и молитву за врагов. Даже в самом экстриме, на грани мучительной смерти тела и души, для новомучеников важнее было удержаться на кресте заповеди Любви Христовой, чем, ожесточаясь, ввергнуть свою душу в адский мрак ненависти. Ибо: «В чем застану – [в момент перехода в вечность], – в том и сужу» , – говорит Господь . От того-то бесы так и изгалялись руками палачей над истязуемыми: отрезали носы, уши, монахиням – груди, привязав потом к иеромонаху-духовнику, заживо сталкивали в массовую могилу, улюлюкая: «Монашеская свадьба!», – священников, архиереев распинали на полу и на дверях храмов, вешали на епитрахилях на царские врата, – с одной только целью зверствуя так: ожесточись так же, как мы!

А страдальцы во образ Распинаемого молились: «не ведают, что творят» (Лк. 23, 34).

Кому ты подобен еще при жизни, но в момент смерти особенно, – там и окажешься. И это яростнейшая война.

Конечно, были и есть, кто, пятясь от Призывающего на крест даже в самом месиве общей беды, – как-нибудь все-таки да хлопочут больше всего о том, как бы здоровье не надорвать да саму бы жизнь сохранить во что бы то ни стало: в конце концов, что может быть –кивают на гуманистов-либералов – ценнее?

Для христианина ответ очевиден. И Он на Кресте.

Для спасшихся через Крест новомучеников важнее было в каждый миг своего напряженного бытия сохранить богоподобие души – образ Бога Живаго, а сохранить Его можно в себе, лишь научаясь собственно от Него (Мф. 11, 29), усваивая Его кротость, смирение и любовь. Только так душа может остаться именно живой для вечной блаженной жизни.

И это лучше, нежели любой ценой, пренебрегая евангельскими заповедями, сберечь этот сгусток живой материи, биологическую часть нашего естества, в любом случае обреченную на скорую кончину, для кратковременного телесного прозябания с неминуемыми скорбями, болезнями, старостью и агонией смерти.

Новомученики опытно убеждались, что стоит им допустить в сердце злобу даже против этих жестоких мучителей, как их мгновенно покидает Божья благодать, то есть они лишаются единственной помощи в экстремальной ситуации крестных мук – помощи Божией. И в этот момент, лишенные этой помощи, они как раз могут сломаться, оклеветать своих друзей под физическим и психологическим прессингом со стороны палачей и отречься от Христа…

Так, на пике страдания души и тела, наши новомученики и исповедники, вместе со всеми мучениками-предтечами, своим опытом, своей болью подтвердили непреложность Христовой заповеди о любви к врагам (ср. Мф. 5, 44).

Победа мучеников всех времен и народов, в том числе наших новомучеников, заметно дополнивших их число (ср. Откр. 6, 11) – а поскольку еще не самый что ни на есть конец Света, то и далее это число будет восполняемо, – состояла не в том, чтобы размозжить головы врагам. А в том лишь, чтобы из себя изгнать зло, ибо только в этом случае возможна непобедимая победа Креста Христова, обеспечивающая вечную блаженную жизнь прошедшего через голгофу.

Не будем обольщаться – спасения без креста не бывает

Не будем обольщаться – спасения без креста не бывает. Все, что не познавший Христа (вне зависимости от продолжительности или вообще наличия церковного опыта) под действием своих животных инстинктов стремится уберечь, идя на сделки с совестью, или, что то же самое, путем нарушения Божьих заповедей – это все «имение неправедное» (Лк. 16, 9) ветхого человека. В Раю нераспятых нет.

Как нет там и несмиренных… И другой в горниле страданий в назидание нам данный голгофский образ – благоразумного разбойника: «Достойное по грехам нашим приемлем» (Лк. 23, 41).

Не только мученики, но и все прочие чины святых не обходятся без своей страшной голгофы.

Поэтому: христианство – это страшно, это непременная голгофа.

Только ли Грузию не обойдет антихрист?

Прельщение нашего времени – христианство, где нет места подвигу, будто утратившее соль

Прельщение нашего времени – христианство, где нет места подвигу, будто утратившее соль… И эту хворь точно диагностировал в одной из своих последних работ отец Лазарь.

Таков всегда результат гордыни: она далече отгоняет от возгордившегося человека и народа благодать. Что только закрепляется, по слову архимандрита Лазаря, экуменической и глобалистской унификацией, потому что антихристу нужна-таки «религия», но без благодати (он возжаждет поклонения, обращенного к нему), а еще – всемирное государство обезличенных верноподданных.

Впрочем, все эти попытки не новы и чреваты великими падениями штурмующих Небеса зиккуратов и чрезвычайными бедами в масштабах всей Земли. Но пока кто-то еще стремится к исихии, молится, участвует в литургии, признает Жертву Христову и живет соответственно.

А забывший о сути христианства, возгордившийся и превозносящийся над соседями народ бывает пленен вавилонским или богоборческим 70-летним пленом…

Сказано: «Встань за веру, Русская земля». При этом не будем забывать, что два столпа, на которых вера православная зиждется – на русской ли, или на какой угодно другой земле, – суть СМИРЕНИЕ и ЛЮБОВЬ.

Возвращаясь к началу этой одной из последних статей почившего архимандрита Лазаря, в которой он порицает горделивые мечтания части грузинского духовенства, становится страшно, что подобные заносчивые грезы о величии и исключительности славной своими великими победами России, в которой во множестве отстроены вновь внушительные по своим размерам и благолепию храмы, а потому-де в нее не войдет антихрист со своими гейпарадами и однополыми браками, с таким же успехом, как и в Грузии, могут оказаться лжепророчествами.

Очень просто. За гордость и превозношение, далече отталкивающие спасительную благодать, по непреложной диалектике греха осуждения: в чем осудишь, в том сам побудешь, – может быть попущено торжество либеральной оппозиции, деспотизм которой, как показывает история, жестокой тоталитарностью намного всегда превосходит власть свергнутую…

Только следуя примеру смирения и любви новомучеников и исповедников Церкви Русской и Грузинской, да их молитвами, Бог даст, верные Христу имеют шанс устоять в Истине.