Михаил всеволодович черниговский. Михаил черниговский, благоверный князь Правление дома михаила черниговского

Святой благоверный князь Михаил Черниговский, сын Всеволода Ольговича Чермного (+ 1212), с детства отличался благочестием и кротостью. У него было очень плохое здоровье, но, уповая на милость Божию, юный князь в 1186 году испросил святых молитв у преподобного Никиты Переяславского Столпника, который в те годы получил известность своим молитвенным предстательством пред Господом (память 24 мая). Получив от святого подвижника деревянный посох, князь сразу исцелился. В 1223 году благоверный князь Михаил был участником съезда русских князей в Киеве, решавших вопрос о помощи половцам против надвигавшихся татарских полчищ. С 1223 года после гибели в битве на Калке его дяди, Мстислава Черниговского, святой Михаил стал князем Черниговским. В 1225 году он был приглашен на княжение новгородцами. Своей справедливостью, милосердием и твердостью правления он снискал любовь и уважение древнего Новгорода. Особенно важно для новгородцев было то, что вокняжение Михаила означало примирение с Новгородом святого благоверного великого князя Владимирского Георгия Всеволодовича (память 4 марта), жена которого, святая княгиня Агафия, была сестрой князя Михаила.

Но благоверный князь Михаил недолго княжил в Новгороде. Вскоре он возвратился в свой родной Чернигов. На уговоры и просьбы новгородцев остаться князь отвечал, что Чернигов и Новгород должны стать родственными землями, а их жители - братьями, и он будет укреплять узы дружества этих городов.

Благоверный князь ревностно занялся благоустройством своего удела. Но трудно было ему в то тревожное время. Его деятельность вызвала беспокойство Курского князя Олега, и между князьями в 1227 году едва не вспыхнула междоусобица - их примирил Киевский митрополит Кирилл (1224 - 1233). В том же году благоверный князь Михаил мирно разрешил на Волыни спор между Киевским великим князем Владимиром Рюриковичем и князем Галицким.

С 1235 года святой благоверный князь Михаил занимал Киевский великокняжеский стол.

Наступило тяжелое время. В 1238 году татары опустошили Рязань, Суздаль, Владимир. В 1239 году они двинулись на Южную Россию, опустошили левобережье Днепра, земли черниговские и переяславские. Осенью 1240 года монголы подступили к Киеву. Ханские послы предложили Киеву добровольно покориться, но благоверный князь не стал вести с ними переговоры. Князь Михаил срочно уехал в Венгрию, чтобы побудить венгерского короля Бела совместными силами организовать отпор общему врагу. Пытался святой Михаил поднять на борьбу с монголами и Польшу, и германского императора. Но момент для объединенного отпора был упущен: Русь была разгромлена, позже пришел черед Венгрии и Польши. Не получив поддержки, благоверный князь Михаил возвратился в разрушенный Киев и некоторое время жил неподалеку от города, на острове, а затем переселился в Чернигов.

Князь не терял надежды на возможное объединение христианской Европы против азиатских хищников. В 1245 году на Лионском Соборе во Франции присутствовал посланный святым Михаилом его сподвижник митрополит Петр (Акерович), призывавший к крестовому походу против языческой Орды. Католическая Европа в лице своих главных духовных вождей, римского папы и германского императора, предала интересы христианства. Папа был занят войной с императором, немцы же воспользовались монгольским нашествием, чтобы самим броситься на Русь.

В этих обстоятельствах общехристианское, вселенское значение имеет исповеднический подвиг в языческой Орде православного князя-мученика святого Михаила Черниговского. Вскоре на Русь явились ханские послы, чтобы провести перепись русского населения и обложить его данью. От князей требовалась полная покорность татарскому хану, а на княжение - его особое разрешение - ярлык. Послы сообщили князю Михаилу, что и ему нужно отправиться в Орду для подтверждения прав на княжение ханским ярлыком. Видя бедственное положение Руси, благоверный князь Михаил сознавал необходимость повиноваться хану, но как ревностный христианин он знал, что от веры своей перед язычниками не отступит. От духовного отца, епископа Иоанна, он получил благословение ехать в Орду и быть там истинным исповедником Имени Христова.

Вместе со святым князем Михаилом отправился в Орду его верный друг и сподвижник боярин Феодор. В Орде знали о попытках князя Михаила организовать выступление против татар совместно с Венгрией и другими европейскими державами. Враги давно искали случая убить его. Когда в 1246 году благоверный князь Михаил и боярин Феодор прибыли в Орду, им приказали перед тем, как идти к хану, пройти через огненный костер, что якобы должно было очистить их от злых намерений, и поклониться обожествляемым монголами стихиям: солнцу и огню. В ответ жрецам, повелевавшим исполнить языческий обряд, благоверный князь сказал: "Христианин кланяется только Богу, Творцу мира, а не твари". Хану донесли о непокорности русского князя. Батый через своего приближенного Эльдегу передал условие: если не будет выполнено требование жрецов, непокорные умрут в мучениях. Но и на это последовал решительный ответ святого князя Михаила: "Я готов поклониться царю, так как ему Бог вручил судьбу земных царств, но, как христианин, не могу поклоняться идолам". Судьба мужественных христиан была решена. Укрепляясь словами Господа "кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее" (Мк. 8, 35 - 38), святой князь и преданный его боярин приготовились к мученической кончине и приобщились Святых Таин, которые предусмотрительно дал им с собой духовный отец. Татарские палачи схватили благоверного князя и долго, жестоко избивали, пока земля не обагрилась кровью. Наконец один из отступников от Христовой веры, по имени Даман, отсек голову святому мученику.

Святому боярину Феодору, если он выполнит языческий обряд, татары льстиво стали обещать княжеское достоинство замученного страдальца. Но это не поколебало святого Феодора - он последовал примеру своего князя. После таких же зверских истязаний ему отрубили голову. Тела святых страстотерпцев были брошены на съедение псам, но Господь чудесно охранял их несколько дней, пока верные христиане тайно не погребли их с почестью. Позже мощи святых мучеников были перенесены в Чернигов.

Исповеднический подвиг святого Феодора поразил даже его палачей. Убедившись в непоколебимом хранении русскими людьми православной веры, их готовности умереть с радостью за Христа, татарские ханы не решались испытывать впредь терпение Божие и не требовали от русских в Орде прямого исполнения идольских обрядов. Но борьба русского народа и Русской Церкви против монгольского ига продолжалась еще долго. Православная Церковь украсилась в этой борьбе новыми мучениками и исповедниками. Отравлен монголами был великий князь Феодор (+ 1246). Замучены были святой Роман Рязанский (+ 1270), святой Михаил Тверской (+ 1318), его сыновья Димитрий (+ 1325) и Александр (+ 1339). Всех их укрепляли пример и святые молитвы русского первомученика в Орде - святого Михаила Черниговского.

14 февраля 1572 года, по желанию царя Иоанна Васильевича Грозного, с благословения митрополита Антония, мощи святых мучеников были перенесены в Москву, в храм, посвященный их имени, оттуда в 1770 году они были перенесены в Сретенский собор, а 21 ноября 1774 года - в Архангельский собор Московского Кремля.

Житие и служба святых Михаила и Феодора Черниговских были составлены в середине XVI столетия известным церковным писателем, иноком Зиновием Отенским.

"Род праведных благословится", - говорит святой псалмопевец Давид. Это в полной мере сбылось на святом Михаиле. Он явился родоначальником многих славных фамилий в русской истории. Дети и внуки его продолжили святое христианское служение князя Михаила. Церковь причислила к лику святых его дочь - преподобную Евфросинию Суздальскую (память 25 сентября) и его внука - святого благоверного Олега Брянского (память 20 сентября).

В 1223 году благоверный князь Михаил был участником съезда русских князей в Киеве, решавших вопрос о помощи половцам против надвигавшихся татарских полчищ. С 1223 года после гибели в битве на Калке его дяди, Мстислава Черниговского, святой Михаил стал князем Черниговским. В 1225 году он был приглашен на княжение новгородцами.

Своей справедливостью, милосердием и твердостью правления он снискал любовь и уважение древнего Новгорода. Особенно важно для новгородцев было то, что вокняжение Михаила означало примирение с Новгородом святого благоверного великого князя Владимирского Георгия Всеволодовича (память 4 февраля), жена которого, святая княгиня Агафия, была сестрой князя Михаила.

Но благоверный князь Михаил недолго княжил в Новгороде. Вскоре он возвратился в свой родной Чернигов. На уговоры и просьбы новгородцев остаться князь отвечал, что Чернигов и Новгород должны стать родственными землями, а их жители – братьями, и он будет укреплять узы дружества этих городов.

Благоверный князь ревностно занялся благоустройством своего удела. Но трудно было ему в то тревожное время. Его деятельность вызвала беспокойство Курского князя Олега, и между князьями в 1227 году едва не вспыхнула междоусобица – их примирил Киевский митрополит Кирилл (1224-1233). В том же году благоверный князь Михаил мирно разрешил на Волыни спор между Киевским великим князем Владимиром Рюриковичем и князем Галицким.

С 1235 года святой благоверный князь Михаил занимал Киевский великокняжеский стол.

Наступило тяжелое время. В 1238 году татары опустошили Рязань, Суздаль, Владимир. В 1239 году они двинулись на Южную Россию, опустошили левобережье Днепра, земли черниговские и переяславские. Осенью 1240 года монголы подступили к Киеву. Ханские послы предложили Киеву добровольно покориться, но благоверный князь не стал вести с ними переговоры.

Князь Михаил срочно уехал в Венгрию, чтобы побудить венгерского короля Бела совместными силами организовать отпор общему врагу. Пытался святой Михаил поднять на борьбу с монголами и Польшу, и германского императора.

Но момент для объединенного отпора был упущен: Русь была разгромлена, позже пришел черед Венгрии и Польши. Не получив поддержки, благоверный князь Михаил возвратился в разрушенный Киев и некоторое время жил неподалеку от города, на острове, а затем переселился в Чернигов.

Князь не терял надежды на возможное объединение христианской Европы против азиатских хищников. В 1245 году на Лионском Соборе во Франции присутствовал посланный святым Михаилом его сподвижник митрополит Петр (Акерович), призывавший к крестовому походу против языческой Орды. Католическая Европа в лице своих главных духовных вождей, римского папы и германского императора, предала интересы христианства. Папа был занят войной с императором, немцы же воспользовались монгольским нашествием, чтобы самим броситься на Русь.

В этих обстоятельствах общехристианское, вселенское значение имеет исповеднический подвиг в языческой Орде православного князя-мученика святого Михаила Черниговского. Вскоре на Русь явились ханские послы, чтобы провести перепись русского населения и обложить его данью. От князей требовалась полная покорность татарскому хану, а на княжение – его особое разрешение – ярлык. Послы сообщили князю Михаилу, что и ему нужно отправиться в Орду для подтверждения прав на княжение ханским ярлыком.

Видя бедственное положение Руси, благоверный князь Михаил сознавал необходимость повиноваться хану, но как ревностный христианин он знал, что от веры своей перед язычниками не отступит. От духовного отца, епископа Иоанна, он получил благословение ехать в Орду и быть там истинным исповедником Имени Христова.

Вместе со святым князем Михаилом отправился в Орду его верный друг и сподвижник боярин Феодор. В Орде знали о попытках князя Михаила организовать выступление против татар совместно с Венгрией и другими европейскими державами. Враги давно искали случая убить его. Когда в 1245 году благоверный князь Михаил и боярин Феодор прибыли в Орду, им приказали перед тем, как идти к хану, пройти через огненный костер, что якобы должно было очистить их от злых намерений, и поклониться обожествляемым монголами стихиям: солнцу и огню.

В ответ жрецам, повелевавшим исполнить языческий обряд, благоверный князь сказал: «Христианин кланяется только Богу, Творцу мира, а не твари». Хану донесли о непокорности русского князя. Батый через своего приближенного Эльдегу передал условие: если не будет выполнено требование жрецов, непокорные умрут в мучениях. Но и на это последовал решительный ответ святого князя Михаила: «Я готов поклониться царю, так как ему Бог вручил судьбу земных царств, но, как христианин, не могу поклоняться идолам». Судьба мужественных христиан была решена.

Укрепляясь словами Господа «кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее» (Мк. 8, 35-38), святой князь и преданный его боярин приготовились к мученической кончине и приобщились Святых Таин, которые предусмотрительно дал им с собой духовный отец. Татарские палачи схватили благоверного князя и долго, жестоко избивали, пока земля не обагрилась кровью. Наконец один из отступников от Христовой веры, по имени Шаман, отсек голову святому мученику.

Святому боярину Феодору, если он выполнит языческий обряд, татары льстиво стали обещать княжеское достоинство замученного страдальца. Но это не поколебало святого Феодора – он последовал примеру своего князя. После таких же зверских истязаний ему отрубили голову. Тела святых страстотерпцев были брошены на съедение псам, но Господь чудесно охранял их несколько дней, пока верные христиане тайно не погребли их с почестью. Позже мощи святых мучеников были перенесены в Чернигов.

Исповеднический подвиг святого Феодора поразил даже его палачей. Убедившись в непоколебимом хранении русскими людьми православной веры, их готовности умереть с радостью за Христа, татарские ханы не решались испытывать впредь терпение Божие и не требовали от русских в Орде прямого исполнения идольских обрядов. Но борьба русского народа и Русской Церкви против монгольского ига продолжалась еще долго. Православная Церковь украсилась в этой борьбе новыми мучениками и исповедниками.

Отравлен монголами был великий князь Феодор († 1246). Замучены были святой Роман Рязанский († 1270), святой († 1318), его сыновья Димитрий († 1325) и Александр († 1339). Всех их укрепляли пример и святые молитвы русского первомученика в Орде – святого Михаила Черниговского.

14 февраля 1578 года, по желанию царя Иоанна Васильевича Грозного, с благословения митрополита Антония, мощи святых мучеников были перенесены в Москву, в храм, посвященный их имени, оттуда в 1770 году они были перенесены в Сретенский собор, а 21 ноября 1774 года – в Архангельский собор Московского Кремля.

Житие и служба святых Михаила и Феодора Черниговских были составлены в середине ХVI столетия известным церковным писателем, иноком Зиновием Отенским.

«Род праведных благословится», – говорит святой псалмопевец Давид. Это в полной мере сбылось на святом Михаиле. Он явился родоначальником многих славных фамилий в русской истории. Дети и внуки его продолжили святое христианское служение князя Михаила. Церковь причислила к лику святых его дочь – (память 25 сентября) и его внука – святого благоверного Олега Брянского (память 20 сентября).

Память мучеников и исповедников Михаила, князя Черниговского, и болярина его Феодора (+1245) — 20 сентября / 3 октября.

МИХАИЛУ И ФЕОДОРУ ЧЕРНИГОВСКИМ
Тропарь, глас 4

Жизнь вашу мученически совершивше, / исповедания венцы украсившеся, к Небесным востекосте, / Михаиле премудре с доблим Феодором, / молите Христа Бога / сохранити отечество ваше, / град же и люди, / по велицей Его милости.

Иной тропарь, глас 3

Блаженнии апостолом равночестнии, / прияли есте венец от Христа, / занеже того достойни, / Михаиле богомудре и Феодоре дивне, / мир мирови испросите / и душам нашим велию милость.

Кондак, глас 8

Царство земное в ничтоже вменив, / славу, яко преходящую, оставил еси, / самозван пришед к подвигом, / Троицу проповедал еси пред нечестивым мучителем, / страстотерпче Михаиле, с доблим Феодором, / Царю Сил предстояще, / молите без вреда сохранити Отечество ваше, град же и люди, / да вас непрестанно почитаем.

Иной кондак, глас 2

Верою укрепльшеся, святии, мучения претерпесте / и кровьми своими погасисте пламень сопротивных безбожия, / Христа же исповедасте, с Отцем и Духом, / Михаиле и Феодоре, Его молите за всех нас.

Иной кондак, глас 2

Вышних ищуще, нижняя оставили есте, / колесницу на Небеса кровь свою сотворили есте, / тем собеседницы первомучеником бысте, / Михаиле и Феодоре, / с нимиже Христа Бога моляще непрестанно за вся ны.

Иной кондак, глас 3

Яко светила, в Руси возсиявше, / мучения лучами славными отразисте, / страстотерпцы славнии, / Михаиле и Феодоре, / тем вопиясте: / ничтоже нас отлучит от любве Христовы.

Вконтакте

Церковь празднует память святых мучеников Михаила и Федора 20 сентября (3 октября), в день их гибели, и 14 (27) февраля, в день перенесения мощей из Чернигова в Москву.

Черниговский князь Михаил Всеволодович, казненный вместе со своим боярином Федором в Орде по приказу хана Батыя за отказ исполнять языческие обряды, стал одним из самых почитаемых русских святых. Его подвиг олицетворял несломленность Руси, давал русским людям надежду на избавление от постыдного рабства. А между тем, предшествующая жизнь Михаила, казалось, ничуть не готовила его к этому великому испытанию. До своей роковой поездки в Орду (1246 год) Михаил представлял собой пример типичного южнорусского князя, активного участника непрекращающихся междоусобных войн, потрясавших Русскую землю.

Родился Михаил предположительно в 1179 году, около 6 августа (в этот день от тяжелых родов умерла его мать, княгиня Мария Казимировна). Он был сыном князя Всеволода Святославича Чермного, из рода черниговских князей, одного из самых деятельных и воинственных князей того времени. В 1223 году, после гибели своего дяди, князя Мстислава Святославича, в знаменитой битве на Калке (в которой русским впервые пришлось сразиться с монголо-татарами), Михаил занял черниговский престол. Кроме того, он княжил в разное время в Переяславле Южном, Новгороде, Киеве, Галиче; почти беспрерывно воевал, часто менял союзников. Долгие годы Михаил боролся за княжение в Новгороде с князем Ярославом Всеволодовичем, отцом Александра Невского. Он дважды занимал город (в 1224/25 и 1229 годах), но оба раза вынужден был покидать его. В 1229 году Михаил оставил в Новгороде на княжение своего малолетнего сына Ростислава. Но в конце следующего, 1230 года бояре, сторонники Ярослава Всеволодовича, изгнали Ростислава из города. Вражда между Михаилом и Ярославом продолжалась в течение почти всей их жизни, иногда принимая формы открытой войны. В 1228 году, вместе с киевским князем Владимиром Рюриковичем, Михаил воевал с Даниилом Галицким - несмотря на то, что последний приходился ему шурином (Михаил был женат на сестре Даниила); эта война закончилась неудачно для союзников. В 1235 году, в союзе со своим двоюродным братом Изяславом Владимировичем, Михаил начал войну против своего недавнего союзника Владимира Рюриковича и Даниила Галицкого. На некоторое время Михаил занял Галич, а в 1236 году - и Киев, в котором черниговский князь оставался до конца 1239 года.

Даже страшное нашествие татар не остановило усобицы и раздоры южнорусских князей. В конце 1239 года татарские отряды впервые появились у стен Киева. Татары вступили в переговоры с князем Михаилом, но тот не только отказался от всяких переговоров, но и бежал из Киева в Венгрию, где уже находился его сын Ростислав. (Поздние летописи рассказывают, что по приказу Михаила были убиты татарские послы - и это кажется вполне правдоподобным.) Киев перешел сначала к смоленскому князю Ростиславу, а затем к Даниилу Галицкому, который посадил в городе своего воеводу Дмитра (будущего героя трагической киевской обороны). Бегством Михаила воспользовался и его старый недруг Ярослав Всеволодович. Он захватил в городе Каменце жену и бояр князя. Впрочем, жену Михаила Ярослав вскоре отпустил к ее брату, князю Даниилу Галицкому.

Не найдя приюта в Венгрии, Михаил и Ростислав вскоре уехали в Польшу, но не задержались и там. Михаил направляет послов к своему шурину и недавнему врагу Даниилу в Галич с просьбой предоставить убежище. Даниил принял изгнанников. Однако зимой 1240 года началось вторжение в южную Русь полчищ Батыя. В декабре пал Киев, и татары устремились в Галицкую землю. Михаил вновь бежал в Польшу, оттуда - в Силезию, где был ограблен немцами. В 1241 году Михаил с сыном возвратился в Киев, на пепелище. Он не захотел останавливаться в разрушенном городе и устроился недалеко от Киева, на острове. Ростислав же уехал княжить в разоренный Чернигов и в ом же году напал на владения Даниила Галицкого, ответив неблагодарностью на недавнее гостеприимство. В 1245 году Ростислав женился на дочери венгерского короля Белы IV. Узнав об исполнении своей давней мечты, Михаил поспешил в Венгрию. Однако ни сват, ни сын не оказали ему достойного приема. Обиженный Михаил вернулся на Русь, в родной Чернигов.

Таковы обстоятельства, предшествовавшие поездке Михаила в Орду. О том, что произошло дальше, рассказывает "Сказание об убиении в Орде князя Михаила и боярина его Федора" - Житие святых мучеников за веру, первые редакции которого появились уже в первые десятилетия после смерти святых. Сохранился также рассказ францисканского монаха итальянца Плано Карпини, побывавшего в ставке Батыя вскоре после гибели русского князя и сообщившего некоторые подробности о случившейся трагедии.

Хан Батый требовал от русских князей являться к нему с поклоном и получать из его рук особую грамоту (ярлык) на владение тем или иным городом. "Не подобает вам жить на земле Батыевой, не поклонившись ему", - передают летописи слова татар, обращенные, в частности, к князю Михаилу. По обычаю, принятому у татар, когда князья русские являлись к Батыю, их сначала проводили между огнями. для очищения, и требовали, чтобы пришедшие поклонились "кусту, и огню, и идолам их". Также и часть даров, которые князья приносили с собой, сначала бросали в огонь. Только после этого князей вели к хану. Многие князья с боярами проходили сквозь огонь, надеясь получить из рук Батыя города, в которых они княжили. И хан давал им тот город, о котором они просили.

И вот пришло время и князю Михаилу отправиться в Орду. Перед поездкой он пришел к своему духовнику. И так сказал князю его духовный отец: "Если хочешь ехать, княже, не уподобляйся другим князьям: не проходи сквозь огни, не поклоняйся ни кусту, ни идолам их, ни пищи от них не принимай, ни питья их в уста не бери, но исповедуй веру христианскую, ибо не подобает христианам поклоняться твари, но только единому Господу нашему Иисусу Христу". И князь Михаил обещал ему исполнить все это, ибо, сказал, "я и сам хочу пролить кровь свою за Христа и за веру христианскую". И боярин его Федор, который всегда был при князе в советниках, также пообещал. На том духовный отец благословил их.

В 1246 году князь Михаил с боярином Федором приехали в ставку Батыя. Вместе с князем был и его внук, юный ростовский князь Борис Василькович (сын его дочери Марии). Когда Батыю доложили, что прибыл к нему русский князь, рассказывает Сказание, хан повелел своим жрецам сотворить все по обычаю их. Жрецы привели князя и боярина к огням и повелели им пройти сквозь они и поклониться идолам. Однако князь решительно отказался сделать это. (По рассказу Плано Карпини, Михаил все же прошел сквозь огни, но когда от него потребовали поклониться "на полдень (то есть на юг) Чингисхану", отвечал, что скорее примет смерть, чем поклонится изображению мертвого человека.) Об отказе русского князя выполнить требование татар доложили Батыю, и тот пришел в великий гнев. Хан послал к Михаилу знатного татарина Елдегу с такими словами: "Почто не исполняешь моего повеления, богам моим не кланяешься? Теперь сам выбирай: жизнь или смерть. Если исполнишь повеление мое, то жив будешь и княжение получишь. Если же не поклонишься кусту, солнцу и идолам, то злою смертью умрешь" Михаил же отвечал на это: "Тебе, царю, кланяюсь, ибо поставлен ты на царство свое от Бога. А тому, чему велишь мне, не стану кланяться!" И когда он произнес эти слова, сказал ему Елдега: "Знай, Михаил, что ты уже мертв".

Внук святого Михаила князь Борис стал говорить своему деду с плачем: "Господин, поклонись, сотвори волю цареву". И все бояре Борисовы, бывшие с ним, начали уговаривать князя: "Все за тебя епитимью (то есть церковное наказание) примем, и со всею областью нашей, только исполни повеление царя!" Михаил же отвечал им: "Не хочу только по имени называться христианином, а поступать по-язычески". Боярин же его Федор, опасаясь, как бы не поддался князь на уговоры, напомнил ему наставления духовного отца их, а также вспомнил и евангельские слова: "Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее" (Мф. 16, 25). И так отказался Михаил выполнять ханскую волю. Елдега же поехал рассказать о том хану.

На том месте находилось множество людей, как христиан, так и язычников, и все они слышали, что отвечал князь посланцу хана. Князь же Михаил и боярин Федор начали сами отпевать себя, а затем причастились Святых Таин, которые передал им духовник их перед поездкой в Орду. В это время сказали Михаилу: "Княже, вот уже идут убивать вас. Поклонитесь и живыми останетесь!" И отвечали князь Михаил и боярин его Федор, словно едиными устами: "Не станем кланяться, не слушаем вас, не хотим славы мира сего". Окаянные же убийцы соскочили с коней, и схватили святого князя Михаила, и растянули его за руки и за ноги, и стали бить кулаками против сердца, а затем бросили наземь и стали избивать ногами. Один же из убийц, бывший прежде христианином, а затем отвергшийся христианской веры, по имени Доман, родом из черниговской области, вынул нож и отрезал голову святому князю и бросил ее прочь. А потом обратились убийцы к боярину Федору: "Поклонись богам нашим, и жив останешься, и примешь княжение князя твоего". Федор же предпочел принять смерть, подобно своему князю. И тогда начали его мучить так же, как мучили прежде князя Михаила, а затем отрезали его честную главу. Случилось же это злое убийство 23 сентября. Тела обоих мучеников были брошены на съедение псам, и только спустя несколько дней христианам удалось укрыть их.

Так рассказывает "Сказание об убиении в Орде князя Михаила и боярина его Федора", и рассказ этот подтверждает Плано Карпини, побывавший в Орде, как мы уже сказали, вскоре после их гибели.

Тела святых мучеников Михаила и Федора перевезли на Русь: сначала во Владимир, а затем в Чернигов. Уже вскоре после смерти их стали почитать как святых. Церковное празднование мученикам сначала установилось в Ростове, где жила дочь князя Михаила княгиня Марья. Ею был возведен и первый храм во имя святого Михаила Черниговского. В XVI веке, при царе Иване Грозном, мощи святых были перенесены в Москву и положены в церкви во имя Черниговских чудотворцев, которая находилась в Кремле, близ Тайницких ворот. Затем, по повелению императрицы Екатерины Великой, мощи были перенесены в Архангельский собор, где пребывают и поныне.

/С. 63/

«Новое потомство» князя Михаила Черниговского
по источникам XVI-XVII веков (к постановке проблемы)

Жизнь князя Михаила Всеволодича Черниговского подробно освещена в памятниках XIII-XV вв. 1 По свидетельству францисканского монаха Иоанна де Плано Карпини, русских летописей и житийных повествований он был убит в Орде вместе со своим воеводой-боярином Федором 20 сентября 1245 г. 2 Из древнейших источников у князя Михаила известна дочь Мария, которая в 1227 г. была выдана за ростовского князя Василка Константиновича 3 и сын князь Ростислав, который в /С. 64/ 1243 г. уехал в Угры и женился на дочери угорского короля 4 . В родословных же книгах XVI в. к князю Михаилу Всеволодичу возведены еще ветви князей: брянских, новосильских, тарусских и карачевских. В частности, в Румянцевском родословце, восходящем к протографу 1540-х гг., у него записано пять сыновей: «большой Ростислав, в лето 6737 был при отце на Новегороде на Великом, не стало его бездетна; другой Роман, от него пошли осовитцкие князи, был после отца немного на Чернигове и на Брянске; третей князь Семен Глуховской Новосильской; четвертой – князь Юрьи Торуской и Оболенской; пятой – Мстислав Карачевской» 5 .

Как установила М. Е. Бычкова, в основе росписи потомков князя Михаила Черниговского лежит родословец «Начало русскых князеи» из рукописного сборника конца 1520-х – середины 1530-х гг. (Вол. №661), принадлежавшего монаху Иосифо-Волоколамского монастыря Дионисию Звенигородскому (в миру – князю Даниле Васильевичу) 6 . Его сведения были отражены в родословных книгах 1540-х гг., затем в официальном Государевом родословце 1555 г. и во множестве частных родословных книг второй половины XVI – XVII вв. 7 Во второй половине XVII в. потомки князей новосильских, тарусских и карачевских нисколько не сомневались в своем происхождении. Более того, в родословии князей Щербатовых было указано, что «от сего святаго князя Михаила Весеволодовича пошли все (курсив мой – Р. Б. ) роды черниговскихъ князей» 8 . В 1680-х гг. на основании Государева родословца и с учетом вновь поданных в разряд родословных росписей была составле-/С. 65/ на Бархатная книга 9 . В 1775 г. Н. И. Новиков предпринял ее публикацию, а в девятой части Древней российской вивлиофики напечатал несколько частных родословных 10 . Так уже с конца XVIII в. родословцы стали доступны для исследователей. Далее изыскания М. Г. Спиридова, князя П. В. Долгорукого, Н. Г. Головина, Л. А. Кавелина, а также публикация родословных книг в 1851 г. не внесли в вопрос о происхождении князей черниговского дома каких-либо изменений 11 . Однако в последней трети XIX в. в литературе стали появляться замечания, что между смертью князя Михаила Всеволодича Черниговского и жизнью четырех его последних сыновей, записанных в родословцы, существует временной разрыв в несколько десятилетий. Н. Д. Квашнин-Самарин и Р. В. Зотов предложили решать эту проблему путем вставки в родословное древо вроде бы недостающих поколений 12 . Такой выход устраивал многих исследователей. Отчасти это было обусловлено тем, что многие представители черниговского княжеского дома в XIX в. продолжали свой род. В публикации 1863 г. Филарет (Гумилевский) сообщал: «ветви св. князя Михаила поныне еще зеленеют: князья Борятинские, Горчаковы, Долгорукие, Елецкие, Звенигородские, Кольцовы-Мосальские, Оболенские, Одоевские, Щербатовы» 13 . Ситуация характеризовалась еще и тем, что некоторые представители этих семейств – князь М. М. Щербатов, князь П. В. Долгоруков и княгиня Е. Г. Волконская /С. 66/ сами были известными генеалогами XVIII-XIX вв. Все они были заинтересованы в укреплении легенды о своем происхождении от святого князя Михаила Черниговского. Ее поддерживали многие отечественные и зарубежные ученые 14 . Лишь в 1927 г. Н. А. Баумгартен высказал явное сомнение, что все родословия этих князей были составлены в XVI в., и их возведение к князю Михаилу Черниговскому является ошибкой или даже «подлогом» составителей. По мнению ученого, утверждению легенды об их происхождении могло способствовать существование в этих родах в XIII-XIV вв. предков с именами «Михаил», которых составители родословных в XVI в. могли сопоставить с князем Михаилом Черниговским. При этом они не заботились о сокрытии «чудовищного анахронизма», который возникал в их росписях 15 . Статья Н. А. Баумгартена была опубликована в эмиграции на французском языке и долгое время оставалась малоизвестной в отечественной историографии. Она нисколько не поколебала сложившийся стереотип. Однако обозначенная им проблема заслуживает внимания.

В основе большинства исследований XVIII-XIX вв., посвященных родословной князей черниговского дома, лежала простая совокупность сведений источников. При этом зачастую отсутствовал источниковедческий анализ. Однако на материале, достоверность которого не была проверена или поставлена под сомнение, нельзя строить прочные выводы. Современная историческая наука располагает более надежной основой для исследования. Опубликовано б о́ льшее количество интересующих нас источников, проведены работы по их критическому анализу. В том числе: установлена их подлинность, датировка, в некоторых случа-/С. 67/ ях – место составления и авторство; выяснены общие приемы и цели создания родословных книг; рассмотрены вопросы их взаимоотношения с летописями и другими видами источников; проанализирована достоверность их отдельных сведений. Для конкретизации поставленной Н. А. Баумгартеном проблемы необходимо обобщить данные, полученные за последние десятилетия.

Будем рассматривать исторические источники в качестве памятников своего времени. Расположим их сведения или сведения их реконструируемых протографов – в хронологическом порядке появления на свет. На первое место поставим сведения ранних памятников XII-XV вв. Далее сопоставим их со сведениями памятников XVI-XVII вв. и выявим возможные противоречия, если таковые имеются. Затем перейдем к выяснению датировки и обстоятельств возникновения уникальных сведений поздних памятников. Так будут достигнуты необходимые условия для перехода к окончательной критике их достоверности.

«От сего святаго князя Михаила Весеволодовича пошли все роды черниговскихъ князей»?

В Черниговской земле сложился порядок, по которому князья черниговского дома претендовали на старший черниговский стол по старшинству рода. По мнению А. Е. Преснякова, старшинство принадлежало «старшему во всей группе черниговских князей по возрасту и влиянию» 16 . В начале XIII в. право черниговского престолонаследия перешло к сыновьям князя Святослава Всеволодича († 1194 г.) 17 . Князь Олег Святославич занимал черниговский стол и умер в 1204 г.; князь Всеволод Святославич не только княжил в Чернигове, но и в 1206-1215 гг. боролся за великое киевское княжение 18 ; в 1215 г. черниговское княжение занимал князь Глеб Святославич 19 . В 1223 г. в Чернигове княжил младший из братьев Святославичей. В Ипатьевской летописи говорится: «тогда бо беахуть <…> Мьстиславъ в Козельске и в Чернигове»; по Хлебниковскому списку: «Мьстиславъ Козелскыи въ Чернегове» 20 . В том же году князь Мстислав Святославич погиб в битве /С. 68/ с татарами на реке Калке 21 . Далее Чернигов был унаследован следующим поколением этой ветви князей черниговского дома. Сыновья князя Олега Святославича умерли до 1223 г., поэтому черниговский стол перешел к князю Михаилу Всеволодичу. Когда в 1239 г. князь Михаил занимал киевское княжение, его младший двоюродный брат князь Мстислав Глебович защищал Чернигов от татар 22 . После их смерти на черниговское княжение по старшинству рода стали претендовать их младшие двоюродные братья – дети князя Мстислава Святославича Черниговского и Козельского.

Филарет (Гумилевский) заметил, что в Любецком синодике, восходящем к протографу первой половины XV в. 23 , поминают «в[еликого] к[нязя] Пантелеимона Мстислава Черниг[овского] и княгию его Марфу». Он убедительно показал, что здесь имеется в виду князь Мстислав Святославич Козельский, бывший великим князем черниговским до 1223 г.; Пантелеймон – его христианское имя. В Елецком и Северском синодиках вслед за ним поминаются его дети: «к[нязь] Димитрий, к[нязь] Андрей, к[нязь] Иоанн, к[нязь] Гавриил Мстиславичи» 24 . Князь Дмитрий Мстиславич вместе с отцом был убит на Калке в 1223 г. 25 Но позже его брат князь Андрей по праву старшинства рода претендовал на черниговское княжение. Во время пребывания Плано Карпини в ставке Батыя (4-7 апреля 1246 г.) там был убит «Андрей, князь Чернигова». Убиение «князя Андрея Мстиславича» также читается в Рогожском ле-/С. 69/ тописце под 6754 г. (март 1246 г. – февр. 1247 г.) 26 . Вскоре «младший брат его прибыл с женою убитого к вышеупомянутому князю Бату с намерением упросить его не отнимать у них земли» 27 . Других сведений о жизни младших братьев князя Андрея Мстиславича Черниговского не сохранилось. В Любецком синодике также поминают: «кн(я)зя Димитрия Чер(ниговского), оубыеннаго от(ъ) татаръ за православную веру и кн(я)гиню его Мамелфу; вел(икого) кн(я)зя Михаила Димитриевича Чер(ниговского) и кн(я)гиню его Марфу; кн(я)зя Феодора Димитриевича; кн(я)зя Василия Козелскаго оубыеннаго от(ъ) татаръ» 28 . Здесь описан целостный чернигово-козельский фрагмент. Очевидно, князь Михаил Дмитриевич после смерти всех своих дядей (не ранее 1246 г.) по праву старшинства рода был «великим князем черниговским». О князе Федоре Дмитриевиче больше ничего неизвестно. Князь Василий Козельский упомянут в Ипатьевской летописи под 1238 г., но не сказано, чьим он был сыном 29 . После взятия татарами Козельска он пропал без вести: «о князи Васильи неведомо есть и инии гл(агола)хоу, яко во крови оутоноулъ есть, понеже оубо младъ бяш(е)» 30 . Для политических кругов /С. 70/ Северо-Восточной Руси и Великого Новгорода разорение далекого Козельска было событием малозначительным, так что оно даже не попало в их ранние летописи. В южнорусском же летописании Козельску посвящен героический рассказ. Должно быть, его появление связано с утверждением авторитета козельских князей на великом черниговском княжении.

Итак, ранние памятники рисуют совсем иную картину, чем родословцы XVI-XVII вв. Вопреки представлениям автора родословной легенды, после смерти князя Михаила Всеволодича Черниговского в Чернигове княжил вовсе не его воображаемый сын, а двоюродный брат (Схема 1). Мнение князей Щербатовых о том, что от князя Михаила Черниговского «пошли все роды черниговскихъ князей», тоже оказывается неверным. Ветвь потомков князя Мстислава Святославича († 1223 г.) сохраняла за собой Козельский удел и по установившемуся праву старшинства рода претендовала на великое черниговское княжение. Не исключено, что это семейство имело продолжение и после середины XIII в. Однако из-за скудности сохранившихся источников ее дальнейшая судьба неизвестна. В Московском государстве XVI в. оно было позабыто и в родословных книгах совсем не упомянуто.

Далее на основании памятников XII-XV вв. постараемся определить период жизни тех князей, которые в родословных книгах XVI-XVII вв. записаны в потомки князя Михаила Черниговского после его /С. 71/ сына Ростислава. При этом не станем рассматривать все сложности генеалогии князей черниговского дома. Напротив, будем опираться на росписи тех князей, жизнь которых надежно датируется.

I. «Роман, от него пошли осовитцкие князи, был после отца немного на Чернигове и на Брянске».

Личность князя Романа Михайловича, упомянутого в родословцах, в историографии достоверно не идентифицирована. В ранних памятниках имеется несколько упоминаний о Романе с титулом князя «черниговского» и «брянского». Думается, будет не лишним рассмотреть все эти случаи.

I-А. Князь Роман «бряньский» или «дьбряньский» (без отчества) упоминается в Галицко-Волынском своде в составе Ипатьевской летописи – под 1263 (6771) г., 1264 (6772) г., 1274 (6782) г. и в Лаврентьевской летописи – под 1285/86 (6793) г. Вместе с князем Романом Брянским под 1264 (6772) г. названы: его четвертая дочь Ольга Романовна и его старший сын князь Михаил Романович. В то же время он уже имел и младшего сына князя Олега Романовича, который упомянут далее под 1274 (6782) г. 31 Допустим, что когда князю Роману Брянскому было двадцать лет, у него родился первый ребенок, а затем дети рождались с интервалом в один-два года; в 1263 (6771) г. младшей дочери Ольге на выданье было 12-18 лет. Тогда сам князь Роман Брянский родился не позднее 1215 – 1226 гг.

Иоанн де Плано Карпини писал, что по пути из Орды (в мае 1247 г.) он встретил «князя Романа, который въезжал в землю татар», в то же время из Орды выехал «посол князя черниговского» и долго ехал с ним по Руси 32 . Еще Н. М. Карамзин, а за ним А. В. Экземплярский сопоставляли этого князя Романа (без отчества и титула) с князем Романом Брянским 33 . Их наблюдение можно принять, если допустить, что на /С. 72/ тот момент в Чернигове княжил совсем другой князь. Выражение родословцев XVI в. «был после отца немного на Чернигове» относится к поздним представлениям человека Московской Руси, где в XIV-XV вв. было сменено древнерусское право престолонаследия по старшинству рода, и старший стол стал передаваться от отца к сыну. Как мы показали выше, сразу после князя Михаила Всеволодича в Чернигове должен был княжить не его сын, а младший двоюродный брат, о чем составителю родословцев, видимо, было неизвестно. Впрочем, в дальнейшем этот князь Роман действительно мог занять старший черниговский стол в порядке очередности рода. В Любецком синодике поминают «вел(икаго) кн(я)зя Романа стараго Чер(ниговскаго)». Филарет (Гумилевский), заметил, что у этого князя, как и у летописного Романа Брянского, упоминается сын Олег (в иночестве Леонтий) 34 . Поэтому отождествление летописного князя Романа Брянского (без отчества) и великого князя Романа «старого» Черниговского (без отчества) – вполне справедливо 35 . По хронологии жизни, князь Роман Брянский «старый» вполне подходит в сыновья князю Михаилу Черниговскому. В сказании об основании Свинского монастыря в Брянске в 1288 г.(?) князь Роман упоминается с отчеством «Михайлович», которое, впрочем, могло быть заимствовано из поздних родословцев, поскольку это сказание было составлено не ранее 1567 г. 36

На этот счет важные наблюдения сделал Г. А. Власьев, который справедливо заметил, что в 1263 (6771) г. летописный князь Роман Брянский выдал свою дочь Ольгу за волынского князя Владимира Василковича 37 . Родная тетка последнего была женой князя Михаила Чер-/С. 73/ ниговского 38 . Если бы князь Роман Брянский был сыном князя Михаила Всеволодича, то князю Владимиру он приходился бы двоюродным братом (пятая степень кровного родства) и брак его дочери на Владимире был бы невозможен. Но поскольку этот брак достоверно состоялся и не повлек за собой санкций Церкви (развода) 39 , то князь Роман Брянский не мог быть сыном князя Михаила Всеволодича Черниговского (Схема 2) 40 .

В современной историографии упомянутого князя Романа Брянского традиционно принято называть сыном князя Михаила Чернигов-/С. 74/ ского 41 . Но из ранних памятников его отчество и происхождение неизвестны.

I-Б. В синодике бывшего рязанского Свято-Духова монастыря, поминали «Дмитрия Черниговского и сына его Романа» 42 . Однако этот князь Роман Дмитриевич тоже достоверно не идентифицирован.

Видимо, уже к концу XIII в. Брянск стал новым политическим центром Черниговской земли. В это время именно брянские князья претендовали на старшее черниговское княжение. В 1330-х гг. в Брянск переместилась кафедра черниговского епископа, титулы которого «черниговский» иначе «брянский» в этом смысле стали равнозначными 43 .

I-В. В конце XIII в. брянский удел перешел под власть смоленской династии 44 . В Беларусско-Литовских летописях сохранилась легенда о захвате великим князем литовским Гедимином Киева (1320 г.), в которой фигурирует князь Роман Брянский 45 . В XVI в. она была заимствована польским хронистом М. Стрыйковским 46 . Если правление этого князя Романа в Брянске в 1320-х гг. действительно имело место, то он не мог принадлежать к черниговскому роду. Предположительно в нем можно видеть князя Романа Глебовича из рода смоленских князей. Титула князя «черниговского» у него не отмечено.

I-Г. В правление в Брянске представителей смоленской династии за многие десятилетия в Любецком синодике не названо ни одного «великого князя черниговского». После 1357 г. Брянск попал под власть великого княжества Литовского 47 . В синодиках же появился реликт: «Помяни Г(оспод)и <…> вел(икого) кн(я)зя Михаила Александровича /С. 75/ Чер(ниговского); вел(икого) кн(я)зя Романа Михайловича Чер(ниговского)» 48 . А. А. Горский предположил, что брянский стол был возвращен ветви черниговских Ольговичей под владычеством Литвы 49 . Упомянутый в синодике великий князь Михаил Александрович мог княжить в Брянске не ранее 1357 г. Великий князь Роман Михайлович, вероятно, был его сыном, княжил в Брянске уже на рубеже 1360-1370-х гг., но к 1372 г. на время потерял брянский стол. Должно быть, именно он записан в московско-литовское докончание 1372 г. как «княз(ь) великии Роман» 50 . Далее с отчеством и титулом князя «брянского» или «дьбрянского» он упомянут в Летописном своде 1408 г. 51 под 1375 г. и под 1401 г. 52 Перед смертью в 1401 г. он был наместником Витовта в Смоленске и носил титул «великого князя брянского» или «великого князя черниговского» 53 . В синодике московского Успенского собора он также имеет посмертный титул «великого князя черниговского» 54 .

Итак, по ранним памятникам достоверно известны отчество и титулы этого князя. В этой части он подходит под описание родословцев /С. 76/ XVI в. Однако он жил в XIV в., погиб в начале XV в., а потому не мог быть сыном князя Михаила Всеволодича Черниговского.

I-Д. Согласно родословцам, у «князя Романа Михайловича Черниговского и Брянского» остались потомки – осовицкие князья. Их вотчиной стал город Осовик в Смоленской земле. По мнению Р. В. Зотова, они происходили от князя Михаила Романовича Брянского, жившего в XIII в. 55 Однако впервые осовицкие князья упоминаются в записях Литовской метрики в качестве смоленских бояр уже в 1480-х гг. 56 От какого именно князя Романа Брянского они произошли достоверно неизвестно. Поэтому сохранившиеся сведения о них не дают надежной опоры для нашего исследования.

II. «Князь Семен Глуховской Новосильской».

Сведения о глуховских и новосильских князьях содержатся в Любецком синодике, в котором поминают «кн(я)зя Михаила Глуховского и с(ы)на его кн(я)зя Симеона; кн(я)зя Александра Новосилскаго оубытого от татаръ за православную веру; кн(я)зя Симеона Александровича» 57 . Из этих князей Летописный свод 1408 г. знал только князя Александра Новосильского, убитого в Орде в 1326 г. 58 Его отчество может быть установлено по синодику бывшего рязанского Свято-Духова монастыря, в котором записан «Андреян, Александр Семеновичи Новосильские» 59 . Если в Любецком синодике после князя Александра Новосильского записан его сын, то этот князь «Симеон Александрович» должен был жить в середине XIV в. Действительно, в духовной грамоте великого /С. 77/ князя московского Семена Ивановича 1353 г. упоминается: «Заберегъ, что есмь купил оу Семена оу Новосильског(о)» 60 . Покупка волости Заберег состоялась в период с 1340 г. (когда Семен Иванович Гордый стал великим князем) по 1348 г. (когда Заберег впервые упоминается в качестве купли) 61 . Вероятно, в Любецком синодике записана одна ветвь (без боковых отростков), состоящая из четырех поколений глуховских и новосильских князей 62 . Однако этот источник не показывает, от кого она произошла. В родословцах «князь Семен Глуховской Новосильской» назван отцом князя Романа Новосильского. Этот «князь Романъ Семенович[ь] Новосильскыи» (с отчеством и титулом) впервые упомянут в Летописном своде 1408 г. под 1375 г. 63 , а последний раз в живых – в московско-рязанском докончании 1402 г. 64

Приведенных сведений достаточно, чтобы заключить, что родословцы XVI в. не знают многих новосильских князей. Они возводят их род к князю Семену, который достоверно жил в середине XIV в. и не мог быть сыном князя Михаила Всеволодича Черниговского (Схема 3).

/С. 78/ III. «Князь Юрьи Торуской и Оболенской».

В некоторых родословцах титул этого князя указан иначе: «князь Юрьи Торуской, и от того пошли оболенские князи» 65 . В летописях он не упоминается 66 . Его отчество из ранних памятников неизвестно. Когда он жил можно определить по упоминаниям о его потомстве.

Прежде всего, укажем на одну несообразность родословцев. В сборнике Дионисия Звенигородского читается: «Юрьи Тарусский и Оболенский, а у Костянтина Иван Торусский, а у Ивана Костянтин же Оболенский, его ж убил Олгирд в Оболенсце, егда к Москве приходил безвестно, в лето 6876» 67 . Схожую схему видим в Летописном родословце 68 . Однако здесь между князем Юрием Тарусским и его убитым потомком вставлены два лишних поколения князей. Эта ошибка исправлена в редакциях, близких к официальному Государеву родословцу 1555 г., а также в Патриаршей редакции и в родословных князей Щербатовых: «у князя Юрьи Торуского 3 сынъ князь Костянтинъ Оболенской, котораго убилъ Олгердъ» 69 . Правильность именно такой редакции подтверждается сведениями Летописного свода 1408 г., согласно которым в 1368 (6876) г. великий князь литовский Ольгерд «оуби князя Костянтина Юрьевича Оболеньскаго» 70 . В Любецком синодике поминают «кн(я)зя к. Юрия Туровского; кн(я)зя Костантина Оболонского, оубыто-/С. 79/ го от литви», а также «кн(я)зя Симеона Туровскаго Юревича» 71 . Внуки князя Юрия Тарусского – «князь Семенъ Костянтинович[ь] Оболеньскыи» и «князь Иванъ Торушьскыи» участвовали в тверском походе в 1375 г. и в Донском побоище в 1380 г. 72 Еще один внук князя Юрия Тарусского – князь Дмитрий Семенович Тарусский, вероятно, около 1389-1390 гг. заключил докончание с великим князем московским Василием Дмитриевичем 73 .

Этих сведений достаточно для того, чтобы определить, что «князь Юрьи Торуской и Оболенской», записанный в родословцах XVI в., жил до середины XIV в., возможно родился еще в конце XIII в., но, во всяком случае, не мог быть сыном князя Михаила Всеволодича Черниговского (Схема 4).

/С. 80/ IV. Князь «Мстислав Карачевской».

Князь Мстислав в летописях не упоминается. Его отчество и титул из ранних памятников неизвестны. Когда он жил можно определить только приблизительно по упоминаниям о его потомстве.

Согласно Летописному своду 1408 г., «князь козельскыи Андреи Мьстиславич(ь)» был убит своим «братаничем» 74 Василием Пантелеевичем 23 июля 1339 г. 75 Сын князя Андрея (внук Мстислава) – «князь Феодоръ Звенигородцкiй, Андреановъ сынъ» под 1376/77 (6885) г. упомянут в уникальных сведениях Никоновской летописи (составлена около 1526-1530 гг.) 76 . В Любецком синодике поминают «кн(я)зя Феодора Звиногородскаго; кн(я)гиню его Софию и с(ы)на их кн(я)зя Александра» 77 . Внуки князя Андрея (правнуки Мстислава) – князья Патрекей и Александр Федоровичи под 1408 г. упомянуты в Московском летописном своде конца XV в. и в Симеоновской летописи 78 .

По родословцам XVI в., князь Тит Козельский тоже был сыном князя Мстислава 79 . Согласно Летописному своду 1390 г., он был жив еще в 1365 г. 80 Сын Тита (внук Мстислава) – князь Святослав не ранее /С. 81/ середины – второй половины 1360-х гг. женился на дочери великого князя литовского Ольгерда 81 . Другой сын Тита (внук Мстислава) – князь Иван, возможно, упомянут в письме Ольгерда 1371 г. 82 Внук Тита (правнук Мстислава) – князь Юрий Елецкий (Козельский) упомянут в Хожении Игнатия смольянина в Царьград под 1389 г. 83 Далее «княз(ь) Юрьи Иванович» (без титула) назван в числе бояр при составлении духовной грамоты Василия I в 1406 г. 84 ; в Летописном своде 1408 г.: «князь Юрий Козельский» (без отчества) упомянут под 1408 г. 85

Судя по хронологии жизни упомянутых потомков князя Мстислава, сам он родился не ранее конца XIII в. и не мог быть сыном князя Михаила Всеволодича Черниговского (Схема 5).

/С. 82/

При упоминании потомков князя Мстислава необходимо коснуться еще одного важного аспекта. Среди прочего они владели городом Козельском, в котором княжеский стол возник еще до татарского разорения, в то время как в Карачеве княжеского стола еще не существовало. В этой связи представляется важным, что, согласно Летописному своду 1408 г., сыновья жившего в XIV в. князя Мстислава – Тит и Андрей в 1339, 1365 гг. назывались именно «козельскими» князьями 86 . Титул же «карачевского» князя в ранних памятниках появился только с 1383 г. 87 Однако в родословцах князей Звенигородских титулы князей – основателей рода претерпели изменения. Все они стали называться «карачевскими». География владений потомков князя Тита Мстиславича – /С. 83/ это Козельск, Мосальск, Елец, возможно – Перемышль; область владений потомков князя Андрея Мстиславича – это Карачев, Хотимль, Звенигород, возможно – Болхов. К этому же семейству относятся хотетовские и кромские князья, но их происхождение достоверно неизвестно. К 1402-1404 гг. Козельск отошел к Москве. Некоторые козельские князья стали московскими слугами, но далее их ветвь захудала 88 . Ключевой легендой о начале московской службы звенигородских князей является летописный рассказ об их выезде к Москве в 1408 г. 89 Как мы увидим далее, именно эта ветвь оказала влияние на составление родословцев князей черниговского дома. Но к XVI в. в преданиях Звенигородских сохранились только те титулы, которыми они обладали в начале XV в. Кроме того, в сборнике Дионисия Звенигородского сын Мстислава – князь Андрей (Андреян) был назван не «козельским», а «звенигородским»; правнук князя Мстислава – князь Александр Федорович назван «карачевским и звенигородским». Тем же титулом князя «карачевского и звенигородского» был наделен и сам основатель рода князь Мстислав. Иначе он назывался князем «карачевским» 90 . Последний титул закрепился за ним в родословцах середины XVI в. и более поздних 91 . Старшая козельская ветвь князя Тита Мстиславича была отодвинута на второй план. Первоначально князь Тит указывался в родословцах без титула, но далее тоже приобрел титул князя «карачевского», хотя в Карачеве, вероятно, никогда не княжил 92 . То есть метаморфоза титулов этих князей зафиксирована в памятниках, возникших не ранее XVI в.

V. Евфросинья Суздальская.

В конце 1560-х – начале 1570-х гг. инок Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря Григорий составил житие Евфросиньи Суздальской. Он писал, что о жизни святой «сподобихся достоверно слышати /С. 84/ отъ поведавшихъ ми (ему – Р. Б. ) не ложно черноризицъ обители преподобныя, иже во граде Суждале». То есть о ее судьбе, видимо, не имел письменных свидетельств. Отцом Евфросиньи был назван князь Михаил Черниговский, у которого якобы родилась дочь Феодулия. Она была повенчана с суздальским князем Миной Иоановичем, но, добравшись до Суздаля, узнала о его кончине и была пострижена в монахини (в иночестве Евфросинья). Ее прославление состоялась не ранее 1576 г. Главной несообразностью жития является то, что из ранних памятников у князя Михаила Черниговского неизвестно дочери Феодулии. В историографии не раз отмечалось, что сведения из жития, написанного спустя три века после упоминаемых в нем событий, имеют малую историческую достоверность и зачастую не поддаются проверке другими источниками 93 . Житие Евфросиньи Суздальской можно рассматривать лишь в качестве произведения церковной литературы, аутентичность которого вызывает сомнения. Во второй половине XVI в. уже господствовало мнение о том, что все лица черниговского княжеского рода происходят от князя Михаила Черниговского. Поэтому у составителя жития Евфросиньи не было другого выбора, как признать ее дочерью святого мученика.

Составление легенды о происхождении княжеских родов от святого князя Михаила Черниговского.

В Московском государстве, где сложилось местничество, не случайно большое внимание уделялось вопросу о происхождении родов, поскольку именно оно во многом определяло положение личности в сословной структуре феодального общества. Составление родословных книг было вызвано тем, что появилась необходимость закрепить взаимоотношения между родами при назначении их представителей на военную, административную и придворную службу с учетом их происхождения и служебного положения предков, чтобы и впредь сохранять за /С. 85/ собой и потомками право назначения на те или иные должности 94 . Р. В. Зотов рассматривал местничество как безупречную саморегулирующую систему. Он полагал, что «каждый Рюрикович хорошо знал свое место в общей родовой лестнице», а «за верностью и правильностью родословных списков наблюдали и следили заинтересованные в этом лица, именно сами Рюриковичи». Поэтому происхождение князей черниговского дома от князя Михаила Всеволодича Черниговского он считал бесспорным, но вместе с тем осознавал его ошибочность в части хронологического несоответствия 95 . Исследователь не учитывал тот факт, что в великом княжестве Литовском, где до конца XV в. пребывали многие представители черниговского племени, сословные отношения строились на несколько иных принципах. Большую роль играли не только родовые, но и гербовые, а также территориальные общности 96 . В роду князей новосильского дома еще не было «лествичной системы» 97 . Для князей, перешедших на сторону Москвы, общественные ценности существенно менялись. Теперь они понимали, что впредь их место на сословной иерархической лестнице будут определять сведения об их предках. Одним из авторитетных источников для составления частных родословных являлись уже имевшиеся летописные свидетельства. Но это создало предпосылки для возникновения порочного круга. Как заметила М. Е. Бычкова, с конца XV в. при переписывании летописей в них стали вставляться частные родословия в интересах лица или семьи, а затем на протяжении всего времени существования родословных книг /С. 86/ летописи были для них источником, подтверждавшим записи родословцев 98 .

Одна из самых ранних росписей «новых потомков» князя Михаила Черниговского находится в списке Летописного свода 1518 г. – Уваровском летописце. В другом сохранившемся списке этой росписи нет. Оба списка восходят к общему протографу 1525-1530 гг. Следовательно, роспись возникла в самом Уваровском летописце около 1530 г., которым датируются филиграни рукописи. Родословец представляет собой вставку под 6754 г., разрывающую рассказ о поездке русских князей в Орду. Потомство князя Михаила Всеволодича Черниговского описано следующим образом: «князь великии Роман Черниговскии, бездетен и не родословился; вторыи сын Мстислав Карачевскои и Звенигородскии; третеи сын Семион Глоуховьскои и Новосилскои; четвортои сын Юрии Брянскои и Тороускои». Далее названы четыре потомка князя Юрия, а за ними следует роспись князей Звенигородских 99 .

Другая частная роспись отражена в сборнике конца 1520-х – середины 1530-х гг., принадлежавшем монаху Иосифо-Волоколамского монастыря Дионисию Звенигородскому (Вол. №661, л. 364-365) 100 . Ее отличия состоят в том, что в ней нет потомков князя Юрия Тарусского, а в росписи Звенигородских добавлено еще два поколения 101 . Очевидно, именно отсюда «Родъ Михаила князя Черниговскаго» попал в сборник «Ануфрея Исакова, Денисьева ученика Звенигородцкаго» (Вол. №577, л. 294-295 об.) 102 .

/С. 87/ Также в сборнике Дионисия отдельно содержится Объединенный родословец черниговских князей. Он начинается рассказом «Начало русскых князеи», сосредоточенным на князьях черниговских, и продолжается родословцем князей звенигородских, новосильских и тарусских (Вол. №661, л. 451-458). В Объединенном родословце род Звенигородских короче частной росписи сборника на одно поколение 103 .

Еще одно раннее свидетельство о происхождении и династических связях карачево-звенигородских князей содержится в Никоновской летописи, которая была составлена в 1526-1530 гг. в скриптории митрополита Даниила 104 . Запись обнаруживает близкое родство со схемой «Уваровского» родословца 105 . В 1515-1522 гг. митрополит Даниил был игуменом Иосифо-Волоколамского монастыря, а затем, занимая митрополичью кафедру, продолжал поддерживать отношения с Дионисием 106 . В частности, в 1528 г. они состояли в переписке 107 . В описи монастыр-/С. 88/ ских книг 1591 г. числится сборник Дионисия, написанный рукой митрополита Даниила (Вол. №405) 108 . Видимо, в результате обмена сведениями исторического характера в другом сборнике Дионисия появился список «Сказания о Мамаевом побоище», схожий с тем, который использовался при составлении Никоновской летописи 109 . Это хотя и косвенно, но веско указывает на то, что в свою очередь именно чернец Дионисий мог оказать влияние на состав статьи Никоновской летописи под 1376/77 (6885) г., куда попали сведения о его предках.

В Синодальном сборнике №789 вместе с Типографской летописью содержится праобраз будущих родословных книг «Отъ летописца вкратце: князи рустии» (в основе родословца лежали сведения летописи). В конце он дополнен частной росписью «А се родъ князя великаго Михаила Черниговскаго», представленной всего лишь несколькими князьями тарусского дома 110 . Очевидно, в 1530-х гг., к которым относится рукопись, еще далеко не все родословцы князей Московского государства содержали Объединенный родословец черниговских князей.

Следующий родословец с росписью черниговских князей, к сожалению, еще не введен в научный оборот. Он содержится в рукописи, занимающей листы 389-477 сборника-конволюта БАН Архан. №193. Памятник относится к концу 1530 – началу 1531 гг. Его родословные материалы имеют общие чтения с Никоновской летописью, а содержащийся в нем летописец имел общий источник с Типографской летописью из Синодального сборника №789 на протяжении 1495-1530 гг. 111

К началу 1530-х гг. сведения о «новом потомстве» князя Михаила Черниговского частным образом уже распространились и на восточные /С. 89/ области великого княжества Литовского. Так, в сборник, содержащий Супрасльскую летопись около 1530-1532 гг. было включено родословие князей Одинцевичей 112 . Женская линия этого рода через барятинскую ветвь мезецких князей восходит к князю Юрию Тарусскому, который был назван сыном князя Михаила Черниговского 113 .

Родоначальником старшей ветви черниговских князей был князь Всеволод Ольгович († 1146 г.) – прадед князя Михаила Черниговского. Если бы перечисленные частные родословцы составлялись абсолютно независимо друг от друга, то следовало бы ожидать, что разные росписи начинались бы не только князем Михаилом, но и какими-то его предками (отцом, дедом или прадедом). Как же получилось, что все частные родословцы звенигородских и тарусских князей единогласно начинались одним и тем же князем? И почему они заключали в себе еще и общий дефект – анахронизм поколений? Очевидно, протографом общих сведений являлся какой-то один из частных родословцев. Его схема была положена в основу Объединенного родословца черниговских князей, из которого затем другие частные родословцы заимствовали общие признаки. Компактная датировка всех перечисленных памятников говорит о том, что именно к рубежу 1520-х – 1530-х гг. впервые появился Объединенный родословец, в основе которого лежала схема общего проис-/С. 90/ хождения звенигородского, новосильского и тарусского родов от князя Михаила Черниговского.

Несмотря на пример собирания черниговских князей воедино, частные интересы преобладали. Семейная легенда в ее письменном виде распространялась довольно быстро, но она интересовала представителей черниговского рода только в части сведений о своем собственном происхождении. Далее проявился глубокий раскол, который был обусловлен соперничеством между различными ветвями князей черниговского дома за старшинство, что в условиях местничества с его «лествичной системой» было чрезвычайно важно. Так, в Летописном родословце 1540-х гг. род князей Оболенских (тарусских по происхождению) был обособлен от рода Звенигородских и стоял гораздо выше них в иерархии родословной книги 114 . Вообще для каждого конкретного составителя частных родословцев интересы своего рода были приоритетными перед интересами смежных родов. Поэтому представляется важным, что в первом Объединенном родословце черниговских князей – Звенигородские стояли выше всех своих сородичей. В более поздних родословных книгах зачастую именно к родословцу Звенигородских приписывалась роспись князей новосильского дома. Например, в Летописном родословце 1540-х гг. имелась глава «Род князей Звенигородских, и Одоевских, и Воротынских, и Бел е́ вских» 115 . В Библиотечном XI списке Разрядной редакции родословцев к росписи князей Звенигородских другой рукой приписана роспись новосильских князей, которая дублируется в другом месте 116 . Эта схема получила распространение даже не смотря на то, что позже новосильские князья, как и Оболенские сумели оспорить старшинство Звенигородских. Следовательно, первый Объединенный родословец черниговских князей был создан в кругах близких к роду князей Звенигородских или к какому-то из его представителей.

М. Е. Бычкова справедливо указала на то, что Дионисий Звенигородский, видимо, был автором частного родословца из своего сборника, где записаны его предки, братья и племянники без боковых ветвей семейства (Вол. №661, л. 364-365) 117 . Рассмотрим личность Дионисия в /С. 91/ более широком контексте. Его мировоззрение формировалось под влиянием социальной принадлежности и места обитания. Он не занимал высокого положения в монастыре, но даже от настоятеля Нифонта требовал уважительного отношения к себе, апеллируя к митрополиту Даниилу 118 . Видимо, несообразность монашеских лишений с княжеским происхождением подвигла Дионисия к позиционированию своей исключительности доступными средствами.

Звенигородские князья перешли на службу Москве в 1408 г. вместе с литовским князем Свидригайлом и большой группой феодалов. Рассказ об этом содержится в Московском своде конца XV в. и в Симеоновской летописи 119 , экземпляр которой еще на рубеже XV-XVI вв. хранился в Иосифо-Волоколамском монастыре, а далее использовался для составления Никоновской летописи 120 . Неизвестно, пользовался ли Дионисий самой Симеоновской летописью или специально заказанными выписками из нее, но упомянутый рассказ отражен в его сборнике (Вол. №661, л. 365-366), а также – в сборнике его ученика Онуфрия Исакова (Вол. №577, л. 24) 121 . Еще М. Е. Бычкова заметила, что летописный текст в редакции Дионисия претерпел изменения. Добавлен литовский пан Нарбут, поновлен состав бояр, изменена титулатура князей – родственников Дионисия. Исключено имя брянского владыки Исакия, действия которого способствовали церковному расколу 1415-1420 гг. и осуждались в Московской Руси 122 . Видимо, в глазах Дионисия он сделался неудобным попутчиком. К поновленному таким образом тексту был добавлен рассказ о торжественной встрече подъехавших к Москве. /С. 92/ Среди встречавших в великокняжеской делегации названы бояре Федор Свибло и Иван Родионович Квашня. Однако первый на рубеже XIV-XV вв. попал в опалу и, видимо, не мог находиться рядом с великим князем в 1408 г., а второй умер еще в 1390 г. 123 Заботясь о собственном престиже, Дионисий не только заимствовал сведения из летописей, но и редактировал их, не сверяясь с хронологией и историческими фактами.

После победы Московского государства над Ордой возросла популярность мучеников князя Михаила Черниговского и его боярина Федора, которые под страхом смерти не подчинились татарам. Именно в конце XV – начале XVI вв. их житие стало активно включаться в летописные своды, а посвященные им службы стали заноситься в церковные книги. Уже существовавшие и ранее молчавшие о них рукописи дополнялись новыми записями на полях. В Иосифо-Волоколамском монастыре были распространены рукописи конца XV – первой четверти XVI вв. с молебными пениями. В самом конце они были дополнены особым комплексом тропарей и кондаков, среди которых – песнопения святому князю Михаилу Черниговскому. Одна из таких рукописей принадлежала Дионисию Звенигородскому (Вол. №95) 124 . Пример христианского подвига был особо ценен для духовенства. Не случайно именно святой князь Михаил Черниговский, а не кто-либо из его предков был назван основателем рода Звенигородских. Видимо, чернец Дионисий ставил в пример своему ученику Онуфрию житие князя Михаила и продлевал его рассказом о своем собственном происхождении. Во всяком случае, именно в такой последовательности эти сочинения вписаны в сборник Онуфрия Исакова (Вол. №577, л. 272-295 об.) 125 . Также Дионисий оказал влияние на состав Никоновской летописи – чрезвычайно важного памятника митрополичьего летописания. Затем летопись могла быть использована уже в качестве документа, подтверждающего правильность легенды о его происхождении. Эти обстоятельства заставля-/С. 93/ ют видеть в его образе первого историка своей семьи, составившего первый частный родословец.

В родословце Уваровского летописца и в частном родословце из сборника Дионисия Звенигородского (Вол. №661, л. 364-365) имеется существенный изъян – это отсутствие в роду князя Михаила Всеволодича сына Ростислава. То же видим далее в Летописной и Патриаршей редакциях родословцев 126 . Это упущение восходит к наиболее архаичному протографу, и было исправлено позже. Видимо, на начальном этапе Дионисий не знал о существовании князя Ростислава Михайловича. Примечательно, что и Симеоновская летопись о нем ничего не сообщает. В ней упомянуты князья: Андрей Мстиславич Козельский († 1339 г.), Константин Юрьевич Оболенский († 1368 г.), Роман Семенович Новосильский (уп. 1375 г.) 127 . Они не были основателями своих родов, но у них читались отчества, которые называли имена князей – основателей родов по Дионисию: Мстислав, Юрий, Семен (без отчеств). Одной из центральных летописных фигур в росписи Дионисия стал другой князь черниговского дома. В Симеоновской летописи «князь Романъ Брянскыи» (без отчества) впервые упоминается под 1285/86 (6793) г. Затем под 1375 и 1401 гг. упомянут другой «князь Роман Михайловичь Бряньскыи» 128 . Вероятно, без должного внимания к хронологии исторических событий Дионисию было непросто прийти к мысли, что это разные князья. В родословцах же не указывались даты жизни князей, что являлось пособником анахронизма. Должно быть, именно отчество князя Романа Михайловича Брянского († 1401 г.) послужило «генеалогическим мостиком» к князю Михаилу Всеволодичу Черниговскому († 1245 г.) 129 . Пе-/С. 94/ ред нами пример составления родословной легенды с использованием летописи. Под влиянием составителя эта легенда приобрела не исторический, а сакральный, символический характер. Жизнь князей – основателей родов как у библейских персонажей растянулась не менее чем на полтора столетия.

Несмотря на подвижническую деятельность, над иноком Иосифо-Волоколамского монастыря Дионисием Звенигородским довлело собственное тщеславие и узкий частный интерес. Он был ограничен в источниках информации и не обладал таким административным ресурсом, который позволил бы ему раздобыть подробные росписи более влиятельных новосильских и тарусских князей, с целью поставить их в Объединенном родословце черниговских князей ниже Звенигородских. Для этого требовались усилия отнюдь не рядового монаха из провинциального монастыря, а высокопоставленного лица из столичного ведомства.

Составитель Объединенного родословца, несомненно, был близок к Дионисию, поэтому использовал его схему и сохранил первенство Звенигородских. Однако он стоял выше частных интересов черниговских князей, разобщающих родословцы, и сам не принадлежал к их числу. Этого составителя следует искать в скриптории митрополита Даниила, собиравшего сведения родословного характера для составления Никоновской летописи. На это определенно указывают следующие признаки. Еще в конце XIV в. в Верхнем Поочье использовались геральдические регалии основателей старшей ветви черниговских князей – Всеволода Ольговича († 1146 г.) и его сына князя Святослава Всеволодича († 1194 г.) 130 . То есть в среде князей Северо-Восточной Черниговщины XIV в. представления о собственных родоначальниках восходили к первой половине XII в. В Объединенном родословце черниговских князей истинные родоначальники были позабыты. Отец князя Ми-/С. 95/ хаила Всеволодича – князь Всеволод Святославич († 1210-1215 гг.) был перепутан со своим двоюродным дядей († 1196 г.). А потому сам князь Михаил ошибочно возведен к младшей ветви черниговских князей – его дедом назван князь Святослав Ольгович († 1164 г.) 131 . Та же ошибка содержится в особой редакции жития князя Михаила Черниговского в Никоновской летописи 132 , что позволяет надежно установить связь между памятниками. Составитель Объединенного родословца имел более обширные летописные источники, чем Дионисий. К потомству князя Михаила Черниговского было добавлено: «Ростислав <…>, от сего род не пошол» 133 . В действительности князь Ростислав Михайлович оставил после себя двух сыновей и двух дочерей. Их знатный род некоторое время продолжался в Западной Европе, но в русских летописях таких сведений не имелось 134 . Не исключено, что редактором Объединенного родословца черниговских князей являлся сам митрополит Даниил. Именно от него роспись могла попасть в сборник Дионисия Звенигородского (Вол. №661, л. 451-458) вместе со «Сказанием о Мамаевом побоище».

Работа над составлением родословной легенды князей Звенигородских так и осталась незавершенной – хронологическое несоответст-/С. 96/ вие сохранилось во всех родословных книгах. Оно состоит не только в том, что «новые сыновья» родились гораздо позже своего воображаемого отца. Князья Роман Михайлович, Семен, Юрий и Мстислав родились в столь разное время, что не могли быть друг другу родными братьями. Дальнейшие устремления представителей новосильского, оболенского (тарусского) и карачево-звенигородского (козельского) княжеских домов были направлены совсем в другое русло. Они стремились доказать старшинство своей ветви над сородичами. В сборнике Дионисия Звенигородского старшинство князей было следующим: Роман, Мстислав, Семен, Юрий. В Румянцевском родословце оно изменилось: Роман, Семен, Юрий, Мстислав. Иначе оно выглядит и в Бархатной книге: Роман, Семен, Мстислав, Юрий 135 . Поскольку отношения между родами не были закреплены издревле, то они изменялись в XVI-XVII вв. в зависимости от карьерных успехов их представителей на московской службе.

В историографии представления о потомстве князя Михаила Черниговского начали формироваться еще до проведения критического анализа всех источников. Неосмотрительное проецирование уникальных сведений XVI-XVII вв. на несколько столетий назад существенно снижало достоверность полученных таким способом данных. При рассмотрении истории текста Объединенного родословца черниговских князей (хотя во многом еще не изученной) напрашивается параллель с восприятием в историографии другого памятника из того же сборника Дионисия Звенигородского – Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище». Его уникальные сведения вдохновляли многих историков и литераторов XVIII-XX вв. И лишь десятилетия научных исследований заставили увидеть в нем литературное произведение XVI в., которое не может быть безоговорочно положено в основу исторической реконструкции событий 1380 г.

Изучение проблемы «новых потомков» князя Михаила Черниговского в хронологическом порядке появления на свет исторических памятников и их протографов дало следующие результаты. Во-первых, по памятникам XIII-XV вв. у князя Михаила Всеволодича не обнаружено других детей, кроме сына Ростислава и дочери Марии. Во-вторых, выяснено, что легенда о происхождении князей черниговского дома от князя Михаила Черниговского оформилась к рубежу 1520-х – 1530-х гг. и далее закрепилась в памятниках XVI-XVII вв. Однако ее сведения не /С. 97/ являются установленным фактом. Напротив, взгляды феодалов XVI в. на историю своих родов существенно преломили действительность через призму новой эпохи. Как следствие, в-третьих, генеалогическая связь князей новосильского, тарусского и козельского родов с их предками – князьями черниговского дома домонгольского времени оказалась с большими пробелами, устранить которые пока не представляется возможным. То есть проблема, которую обозначил Н. А. Баумгартен, действительно существует.

Остается надеяться на открытие в будущем новых источников и появление новых исследований, которые могут расширить наши познания в области истории черниговских княжеских родов. В том числе необходимо продолжить изучение истории возникновения и бытования легенды об их происхождении по памятникам XVI-XVII вв.

{Примечания - в публикации размещены внизу страниц}

/С. 63/ 1 Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). Т. 3. М., 2000. С. 64, 67-71, 73-74; ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 741, 753, 766, 771-778, 782-795; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 448, 450, 455, 457, 471.

2 По устоявшемуся мнению, убиение князя Михаила в Орде произошло 20 сентября 1246 г. В Ипатьевской летописи и в ранних редакциях жития это событие читается под 20 сентября 6753 г.; в Лаврентьевской летописи – под 6754 г. (ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 795; Серебрянский Н. И. Древне-русския княжеския жития. М., 1915. Прил. С. 55-63; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 471). Н. Г. Бережков пришел к выводу, что группа статей Лаврентьевской летописи с 6714 по 6771 гг. – «это полоса мартовского обозначения годов», но в ней встречаются статьи, обозначенные ультрамартовскими годами. Ученый полагал, что убиение князя Михаила произошло в 1246 г., но исходя из мартовского летоисчисления (6754 г.) нельзя объяснить датировку ранних редакций жития (Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 25, 112). По сведениям Плано Карпини, вместе с князем Михаилом у Батыя был сын князя Ярослава. По Лаврентьевской летописи князь Константин Ярославич вернулся от Батыя на Русь уже в 6753 г. (Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов, именуемых нами татарами. Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны. М., 1957. С. 77-78; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 470-471). Вопрос о датировке разрешается в том случае, если допустить, что фрагмент об убийстве князя Михаила в Лаврентьевской летописи имеет ультрамартовскую датировку. Так 20 сентября 6753 мартовского года соответствует 20 сентября 6754 ультрамартовского года и соответствует 20 сентября 1245 г. от Рождества Христова.

3 ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 450, 520, 525.

/С. 64/ 4 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 777-778, 782-783, 789, 791-795, 800-805, 808; ПСРЛ. Т. 3. М., 2000. С. 68-70, 163, 274-278; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 457, 511, 512.

5 Редкие источники по истории России. Вып. 2: Новые родословные книги XVI в. / Подг. З. Н. Бочкарева, М. Е. Бычкова. М., 1977 (далее – РИИР. Вып. 2). С. 112.

6 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. Историко-генеалогическое исследование. М., 1986. С. 39-44, 74-77.

7 РИИР. Вып. 2. С. 41, 112.

8 Древняя российская вивлиофика, содержащая в себе собрание древностей российских, до истории, географии и генеалогии российския касающихся / Изд. Новиков Н. [И.] (далее – ДРВ). Ч. 9. М., 1789. С. 7.

/С. 65/ 9 Лихачев Н. П. Государев родословец и Бархатная книга. СПб., 1900; Родословная книга князей и дворян российских и выезжих (далее – Бархатная книга). Ч. 1. М., 1787. С. 179-180.

10 Бархатная книга. Ч. 1, 2. М., 1787; ДРВ. Ч. 9. М., 1789. С. 1-286.

11 См.: Спиридов М. Г. Сокращенное описание служб благородных российских дворян. Ч. 2. М., 1810. С. 197; Долгоруков П. [В.] Российская родословная книга. Ч. 1. СПб., 1854. С. 47-48; Головин Н. [Г.] Родословная роспись потомков великого князя Рюрика. М., 1851. С. 19, 23; И. Л. Церковно-историческое изследование о древней области вятичей. // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских при Московском университете (далее – ЧОИДР). 1862. Кн. 2. I. Изследования. С. 21-26; Родословная книга по трем спискам с предисловием и азбучным указателем // Временник Императорскаго общества истории и древностей российских. Кн. 10. М., 1851. С. 68, 155, 240, 244.

12 Квашнин-Самарин Н. [Д.] По поводу Любецкаго синодика // ЧОИДР. 1873. Кн. 4. V. Смесь. С. 221; Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. СПб., 1892. С. 105-111.

13 Филарет. Русские святые, чтимые всею церковью или местно. Опыт описания жизни их. Чернигов, 1863. С. 101.

/С. 66/ 14 О ближайшем потомстве князя Михаила Черниговского см., например: Волконская Е. Г. Род князей Волконских. СПб., 1900. С. 5-7; Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Т. 1. Князья Черниговские. Ч. 1. СПб., 1906. С. 14-17; Wolff J. Kniaziowie litewsko-ruscy od końca czternastego wieku. Warszawa, 1895. S. 2, 17, 159, 278; Kuczyński S. M. Ziemie Czernihowsko-Siewerskie pod rządami Litwy. Warszawa, 1936. S. 98-99; Войтович Л. [В.] Князівські династії східної Європи (кінець IX – початок XVI ст.). Львiв, 2000. С. 184.

15 В 1906 г. с опорой на исследование П. В. Долгорукова Н. А. Баумгартен еще не сомневался в происхождении брянских, новосильских, тарусских и карачевских князей от князя Михаила Черниговского, но к 1927 г. изменил свое мнение (Баумгартен Н. А. Старшая ветвь черниговских Рюриковичей // Летопись историко-родословного общества. М., 1906. №4. С. 13-15; Baumgarten N. Généalogies et mariages occidentaux des Rurikides russes du X-e au XIII-e siècle // Orientalia Christiana Vol. IX-I. Roma. Maio, 1927. №35. P. 54-56, 86-94).

/С. 67/ 16 Пресняков А. Е. Княжое право древней Руси. Лекции по русской истории. М., 1993. С. 105-110.

17 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 662, 673.

18 ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 427, 435, 438.

19 ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 438.

20 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 741; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 505.

/С. 68/ 21 ПСРЛ. Т. 3. М-Л., 1950. С. 63; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 509.

22 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 780-782.

23 Одна из опубликованных редакций помянника черниговских князей была исследована Р. В. Зотовым. Она сохранилась в составе Любецкого синодика в списке XVIII в. Другая, более ранняя по составу, исследовалась преосв. Филаретом (Гумилевским). В этих памятниках упомянуты князья, умершие до начала – середины XV в., что говорит о несомненной древности их протографа (Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 24-29; Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. Чернигов, 1874. С. 36-45).

24 Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 39. №13.

25 В летописях говорится о гибели «Мьстислава Церниговьскаго съ сыномъ». Судя же по Любецкому синодику, с ним погиб князь Дмитрий Мстиславич (ПСРЛ. Т. 3. М.-Л., 1950. С. 63; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 509; Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 26; Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 41. №26).

/С. 69/ 26 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 31; Р. В. Зотов полагал, что речь идет о сыне князя Мстислава Рыльского (Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 26, 91-94; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 470). Однако князь Андрей Рыльский, упомянутый в Любецком синодике, не назван князем «черниговским» и «убитым от татар». Также Неизвестно, чтобы Мстислав Рыльский († 1241/42 г.) княжил в Чернигове.

27 В переводе А. И. Малеина младший брат князя Андрея Черниговского назван «отроком». Однако слово «puer» может означать вообще молодого человека, не состоящего в браке (Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов… С. 29-30; Libellus historicus Ioannis de Plano Carpini // The Principall Navigations, Voyages, Traffiques and Discoveries of the English People. Collected by Richard Hakluyt. Vol. 2. London, 1965. P. 9-10).

28 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 26; Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 41. №26-28.

29 В середине XVI в. в Летописной редакции родословцев в четвертое колено потомков князя Михаила Черниговского был записан «князь Василей, убил его в Козельску Батый». Позже это отразилось на Патриаршем родословце и Редакции начала XVII в. В редакциях, близких к Государеву родословцу 1555 г. этой ошибки нет (РИИР. Вып. 2. С. 42; Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 69, 156; РИИР. Вып. 2. С. 112; Бархатная книга. Ч. 1. С. 185, 193).

30 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 781; Поздние белорусско-литовские летописи (Никифоровская и Супрасльская) указывают возраст князя Василия Козельского /С. 70/ – 12 лет, однако источник их сведений неизвестен (ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 25, 43).

/С. 71/ 31 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 860-862, 871-874; ПСРЛ. Т. 1. М., 1997. Стб. 482; Упомянутые события 6771 (1263-?), 6772 (1264-?) и 6782 (1274-?) гг. содержатся в рассказе Галицко-Волынской летописи. Первоначально он не имел разбивки по годам, но затем получил ее в составе Ипатьевской летописи. В Лаврентьевской летописи 6793 (1285/86) г. имеет мартовскую датировку (Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963. С. 115).

32 Джиованни дель Плано Карпини. История монгалов… С. 82.

33 Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. 2. Т. IV. Прил. 67; Экземплярский А. В. Черниговские князья // Русский биографический словарь / Изд. под наблюдением А. А. Половцова. Т.: Чаадаев-Швитков. СПб., 1905. С. 253.

/С. 72/ 34 Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 41. №23; Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 26, 84-86.

35 Сравнительный эпитет великого князя Романа Черниговского – «старый», видимо, был введен именно при составлении протографа Любецкого синодика в первой половине XV в. для отличия недавно погибшего князя Романа Михайловича Черниговского († 1401 г.) от прежнего князя Романа «старого» Черниговского († кон. XIII в.). Собственно «старый» обозначало – «прежний», тот, который был раньше (См.: Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным источникам. Кн. 3. М., 2003. Стб. 498-500).

36 ДРВ. Ч. 19. М., 1791. С. 284-293.

37 ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 861-862, 873.

/С. 73/ 38 Жена князя Михаила Черниговского приходилась родной сестрой галицко-волынским князьям Даниилу и Василку Романовичам и упоминается в 1238/39 (6746) г. В то же время князь Михаил упоминается со своим единственным сыном (ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 782-783). Если бы князь Михаил женился повторно, то к 1245 г. от новой жены не имел бы сыновей, родившихся не позднее 1215-1226 гг. и способных самостоятельно посещать Орду.

39 Ольга Романовна оставалась женой князя Владимира Василковича до его смерти (ПСРЛ. Т. 2. СПб., 1908. Стб. 918-919).

40 Власьев Г. А. Потомство Рюрика. Т. 1. Ч. 1. С. 27-30; О брачном праве см: Павлов А. [С.] 50-я глава Кормчей книги, как исторический и практический источник русскаго брачнаго права. М., 1887. №26. С. 269; Другими словами, невероятно, чтобы Церковь с одной стороны признавала отца и сына князя Романа Брянского святыми и при этом допускала в его семействе нарушение брачного права.

/С. 74/ 41 См., например: Горский А. А. Брянское княжество в политической жизни Восточной Европы (конец XIII - начало XV в.) // Средневековая Русь. Вып. 1. М., 1996. С. 77-78; Войтович Л. [В.] Князівські династії східної Європи (кінець IX – початок XVI ст.). Львiв, 2000. С. 187.

42 По мнению А. Г. Кузьмина, этот синодик восходил к протографу середины XV в. (Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. Сведения летописей о Рязани и Муроме до середины XVI века. М., 1965. С. 215).

43 Памятники древне-русскаго каноническаго права. Ч. 1. (Памятники XI –XV в.). // Русская историческая библиотека (далее – РИБ). Т. 6. СПб., 1880. Приложение. Стб. 435-436, 439-440, 443-446.

44 Горский А. А. Брянское княжество… С. 77-79.

45 ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 95-96, 152-153, 179-180, 200, 221.

46 Kronika polska, litewska, żmódzka i wszystkiéj Rusi. Macieja Stryjkowskiego. T. 1. Warszawa, 1846. S. 364-366.

47 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 65.

/С. 75/ 48 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 26-27; Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 42. №31.

49 Горский А. А. Брянское княжество… С. 90.

50 ДДГ. 1950. №6. С. 22; Идентификация этого князя вызывает полемику, к которой в последнее время были привлечены сведения нумизматики (Беспалов Р. А. Черниговский трезубец на вислых печатях XII века и клеймение им монет в 1370-х годах / См.: в материалах международной научной конференции: «Куликовская битва в истории России» 13-15 октября 2010 г. (в печати).

51 Здесь и далее под сведениями Летописного свода 1408 г. будем понимать выписки Н. М. Карамзина из Троицкой летописи. В том случае, если соответствующие сведения Троицкой летописи не сохранились, будем пользоваться их реконструкцией по Рогожскому, Владимирскому летописцам и Симеоновской летописи.

52 Текст Троицкой летописи сохранился частично: Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. СПб., 2002. С. 454; См. также: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 111, 176; ПСРЛ. Т. 15. М., 2000. Стб. 471; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 116, 149; ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 120, 130; Также князь Роман Михайлович Брянский упомянут под 1380 г. в четвертой Новгородской летописи по списку П. П. Дубровского (рукопись рубежа XVI-XVII вв., восходящая к протографу 1540-х гг.; ПСРЛ. Т. 43. М., 2004. С. 134).

53 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. 2000. Стб. 176; ПСРЛ. Т. 15. 2000. Стб. 471.

54 ДРВ. Ч. 6. М., 1788. С. 447.

/С. 76/ 55 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 85-86.

56 Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 4 (1479-1491): Užrašymų knyga 4 / Parengė Lina Anužytė. Vilnius, 2004. P. 31, 59, 76.

57 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 27; Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 43. №35, 36.

58 Текст Троицкой летописи сохранился: Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 358; См. также: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 42; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 90; Владимирский летописец представляет собой краткое извлечение из Троицкой летописи и вторичен по отношению к ней. В Синодальном списке Владимирского летописца содержится запись: «князя Александра Данильевичя убилъ Новосильскаго». Отчество ошибочно приписано из-за стоящего рядом «князя Юрья Данильевичя». В Чертковском списке Владимирского летописца этой ошибки нет: «князя убил Александра Новосильскаго» (ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 104).

59 Кузьмин А. Г. Рязанское летописание. С. 217.

/С. 77/ 60 ДДГ. 1950. №3. С. 14.

61 ДДГ. 1950. №2. С. 12; О датировке грамоты см.: Кучкин В. А. Договор Калитовичей. (К датировке древнейших документов московского великокняжеского архива) // Проблемы источниковедения истории СССР и специальных исторических дисциплин. М., 1984. С. 16-24.

62 С опорой на родословцы Р. В. Зотов считал, что отцом князя Семена Новосильского, жившего в середине XIV в. был князь Михаил Семенович Глуховский. Автор построил родословную схему, в которой отчество князя Михаила Глуховского, а также еще один князь Семен Михайлович – не упоминаются ни в одном из источников (Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 105-111).

63 Текст Троицкой летописи не сохранился, см.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 111; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 116.

64 ДДГ. 1950. №19. С. 53, 55.

/С. 78/ 65 РИИР. Вып. 2. С. 41; Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 68, 155, 244-245; Родословная келейная книга святейшаго государя Филарета Никитича патриарха всея России // Юбилейный сборник Императорскаго С. Петербургскаго архелогогическаго института. 1613-1913. СПб., 1913. С. 40.

66 Н. Г. Головин, а за ним и П. В. Долгоруков считали, что князь Юрий Тарусский указан в летописях под 6772 (1264/65) г. и выдал свою дочь за тверского князя Ярослава. Однако под летописным «Юрием Михайловичем» подразумевается новгородский боярин (Головин Н. [Г.] Родословная роспись потомков великого князя Рюрика. М., 1851. С. 27; Долгоруков П. [В.] Российская родословная книга. Ч. 1. СПб., 1854. С. 49; ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 33).

67 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 76.

68 РИИР. Вып. 2. С. 19.

69 РИИР. Вып. 2. С. 113; Бархатная книга. Ч. 1. С. 212; Родословная келейная книга… С. 15; ДРВ. Ч. 9. М., 1789. С. 7, 82.

70 Текст Троицкой летописи не сохранился, см.: ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 89; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 108; ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 117.

/С. 79/ 71 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 28; Филарет. Историко-статистическое описание Черниговской епархии. Кн. 5. С. 43-44. №42, 43.

72 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 111; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 116; ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 120-121; ПСРЛ. Т. 43. М., 2004. С. 134.

73 Бархатная книга. Ч. 1. С. 201; РИИР. Вып. 2. С. 113; ДДГ. 1950. С. 461; Опись архива Посольского приказа 1626 года / Под ред. С. О. Шмидта. М., 1977. С. 37; Докончание могло быть составлено не ранее начала великого княжения Василия I (19 мая 1389 г.), но, видимо, и не позднее составления его планов о приобретении ярлыка на Тарусу (январь 1390 г.), которые осуществились в 1392 г. (ДДГ. 1950. №13. С. 38; ПСРЛ. Т. 25. М-Л., 1949. С. 219).

/С. 80/ 74 Слово «братанич» могло иметь династическое (родственное) или иерархическое (юридическое) значение, а также могло совмещать оба понятия. В новосильско-литовских грамотах оно означает – «племянника», в том числе сына родного, двоюродного или троюродного брата (См.: ДДГ. 1950. №60. С. 192; Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею (далее – АЗР). Т. 1. СПб., 1846. №80. С. 100; Казакоў А. У. Невядомае даканчанне караля польскага і вялікага князя літоўскага Казіміра і князя Навасільскага і Адоеўскага Міхаіла Іванавіча 1481 г. // Studia Historica Europae Orientalis = Исследования по истории Восточной Европы. Минск, 2010. С. 298). /С. 81/ ском летописце, по которым выделяется Летописный свод 1390 г.: ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 104; ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 114.

81 ПСРЛ. Т. 11. М., 2000. С. 26; Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74, 75; Точной даты этого брака не известно, но следует иметь в виду, что Феодора была дочерью тверской княжны Ульяны, выданной за Ольгерда в 1349 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 59). Она могла достичь брачного возраста не ранее середины 1360-х гг.

82 РИБ. Т. 6. Приложение №24. Стб. 137-139; В письме Ольгерда 1371 г. говорится о «Иване Козельском», который бежал к Москве, оставив жену и детей. Это может быть князь Иван Титович Козельский либо князь Иван Федорович Шонур Козельский. Последний имел большое потомство, но старшие его сыновья впервые обнаруживаются на московской службе именно в 1371 г. (ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 98; Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 124; Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. Опыт историческаго изследования. СПб., 1888. С. 433-437; Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 460-461).

83 Книга хожений. Записки русских путешественников XI-XV вв. М., 1984. С. 277.

84 ДДГ. 1950. №20. С. 57; О датировке грамоты см.: Зимин А. А. О хронологии духовных и договорных грамот великих и удельных князей XIV-XV вв. // Проблемы источниковедения. Вып. VI. М., 1958. С. 291-292.

85 Текст Троицкой летописи сохранился: Приселков М. Д. Троицкая летопись. С. 467.

/С. 82/ 86 ПСРЛ. Т. 15. Вып. 1. М., 2000. Стб. 52; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 92, 104; ПСРЛ. Т. 30. М., 1965. С. 106, 114.

87 АЗР. Т. 1. №6. С. 22; Под 1309/10 (6818) г. в Никоновской летописи сохранилась уникальная запись о походе князя Василия с татарами к Карачеву, где он убил некоего «князя Святослава Мстиславичя Карачевскаго». В целом она схожа с записью о походе князя Василия на Брянск, и убийстве там «князя Святослава Глебовичя Брянскаго» (ПСРЛ. Т. 10. М., 2000. С. 177-178). В более ранних летописях, в том числе, в источниках Никоновской летописи, отчество и титул убитого князя Святослава не указаны. Они были «уточнены» только при составлении Никоновской летописи в конце 20-х – начале 30-х годов XVI в. Поэтому для выяснения судьбы Карачева в начале XIV в. Никоновская летопись является ненадежным источником.

/С. 83/ 88 ДДГ. №16. С. 43; Кучкин В. А. К характеристике второго договора Василия I с Владимиром Серпуховским // Великий Новгород и средневековая Русь. Сборник статей к 80-летию академика В. Л. Янина. М., 2009. С. 390-404; Беспалов Р. А. К вопросу о терминах «верховские князья» и «Верховские княжества» // Проблемы славяноведения. Сб. научных статей и материалов. Вып. 12. Брянск, 2010. С. 41-46.

89 ПСРЛ. Т. 25. С. 237; Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74.

90 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74-75.

91 РИИР. Вып. 2. С. 41, 112; Бархатная книга. Ч. 1. С. 180.

92 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74-75; РИИР. Вып. 2. С. 41-42, 112; Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 68-69, 155, 200, 244-245.

/С. 84/ 93 Житие пр. Евфросинии Суздальской, с миниатюрами, по списку XVII в. / С предисловием, примечаниями и описанием миниатюр, В. Т. Георгиевскаго // Труды Владимирской ученой архивной комиссии. Кн. 1. Владимир, 1899. – Сообщения. С. 82-94; Спасский И. Преподобная Евфросиния, княжна Суздальская (к 700-летию со дня кончины) // Журнал Московской патриархии. М., 1949, №1. С. 59-65; Клосс Б. М. Избранные труды. Т. II. Очерки по истории русской агиографии XIV-XVI веков. М., 2001. С. 374-408; Клосс Б. М., Маштафаров А. В. Евфросиния, прп., Суздальская. Источники. Биография. Почитание. // Православная энциклопедия. Т. 17. М., 2008. С. 517-520.

95 Зотов Р. В. О черниговских князьях по Любецкому синодику… С. 106.

96 См.: Бычкова М. Е. Русское государство и Великое княжество Литовское с конца XV в. до 1569 г. М., 1996. С. 64-90.

97 Мнение о «лествичной системе» в среде черниговских князей высказывал М. С. Грушевский. Однако, как показал А. Е. Пресняков, эти представления были основаны «на позднейшей мысли, воспитанной на практике местнических счетов» (Пресняков А. Е. Княжое право древней Руси… С. 105-110). В роду князей новосильского дома еще и в конце XV в. право престолонаследия передавалось «по роду, по старейшиньству». При этом на старший стол мог претендовать князь «сташий по возрасту», не зависимо от того, занимал ли прежде его отец старшее княжение (СИРИО. Т. 35. СПб., 1892. С. 59, 65).

/С. 86/ 98 Бычкова М. Е. Родословные книги XVI-XVII вв. как исторический источник. С. 145-158.

99 ПСРЛ. Т. 28. М.-Л., 1963. С. 4-9, 214-215.

100 В составе сборника Дионисия Звенигородского († 1538 г.) содержится рассказ о кончине старца Антония Галичанина в 1526 г. Филиграни бумаги сборника датируются концом 1520-х – серединой 1530-х гг.: 1527, 1527-1544, 1528-1530, 1530, 1531, 1533, 1536 гг. (Дмитриева Р. П. Волоколамские четьи сборники XVI в. // Труды Отдела древнерусской литературы. Т. 28. Л., 1974. С. 220; Иосиф, иеромонах. Опись рукописей, перенесенных из библиотеки Иосифова монастыря в библиотеку Московской духовной академии // ЧОИДР. 1881. Кн. 3. М., 1882. С. 314-315; Клосс Б. М. Избранные труды. Т. II. С. 334-335).

101 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74; Клосс Б. М. Избранные труды. Т. II. С. 334-335.

102 Иосиф, иеромонах. Опись рукописей, перенесенных из библиотеки Иосифова монастыря… С. 234; Сборник Дионисия написан четырьмя почерками. Одним /С. 87/ из них написан сборник его ученика Онуфрия (Клосс Б. М. Избранные труды. Т. II. С. 347).

103 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74-77.

104 Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. М., 1980. С. 49-51.

105 В Никоновской летописи, как и в «Уваровском» родословце числительные записаны словами. Также выделен род звенигородских князей. Например, князь Андрей Мстиславич Козельский († 1339 г.) назван «Андреяном Звенигородским». Его титул явно «поновлен» по отношению к сведениям Летописного свода 1408 г. В Никоновской летописи есть детали не характерные для родословцев, но вполне объяснимые. В Уваровском летописце: «Мстислава Корачевьскаго сынове Тит вторы Ондреян Звенигородскои Титовы сынове Святослав Олгердов зять вторыи Иван Козелскои Ондреянов сын Звенигородскаго Федор» (ПСРЛ. Т. 28. М-Л, 1963. С. 215). Видимо, обычное отсутствие пунктуации и невнятное написание «Титове сынове» в источнике Никоновской летописи привело к тому, что ее составитель ошибочно поставил Андреяна Звенигородского вторым сыном Тита Мстиставича. В родословцах нет сведений о браке князя Ивана Титовича с дочерью князя Олега Рязанского. Вероятно, они содержались в рязанских источниках митрополита Даниила – рязанца по происхождению (См.: ПСРЛ. Т. 11. М., 2000. С. 26).

106 Жмакин В. [И.] Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881. С. 677-687; Дмитриева Р. П. Дионисий Звенигородский (Лупа) // Словарь книжников и книжности древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV – XVI в.). Ч. 1. А-К. / Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., 1988. С. 191-192.

107 Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 1. СПб., 1841. №293. С. 534-537.

/С. 88/ 108 Книжные центры древней Руси. Иосифо-Волоколамский монастырь как центр книжности. / Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л., 1991. С. 82, 400-401.

109 В 1817 г. этот список «Сказания о Мамаевом побоище» был изъят из сборника Дионисия Звенигородского П. М. Строевым и помещен в сборник, известный ныне РНБ Q.IV.22 (Клосс Б. М. Избранные труды. Т. II. С. 334-335). По классификации Л. А. Дмитриева этот список относится к Основной редакции, которая наиболее близка к первоначальному виду «Сказания» и была использована митрополитом Даниилом при создании Киприановской редакции (Дмитриев Л. А. Сказание о Мамаевом побоище // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV — XVI в.). Ч. 2: Л-Я. Л., 1989. С. 372-374).

110 ПСРЛ. Т. 24. М., 2000. С. V-VI, 234.

111 Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. С. 177-181; Насонов А. Н. История русского летописания XI – начала XVIII века. Очерки и исследования. М., 1969. С. 381-388.

/С. 89/ 112 В сборнике рукой переписчика сделана запись об окончании рукописи 6 октября 1519 г. Но эта дата может относиться не к данному списку, а к оригиналу, с которого бездумно могла быть сделана копия. О таких случаях упоминает Д. С. Лихачев (Лихачев Д. С. Текстология (на материале русской литературы X-XVII вв.). СПб., 2001. С. 281). Два признака сходятся на другой датировке. Филиграни бумаги датируются 1532, 1534 гг. (ПСРЛ. Т. 35. М., 1980. С. 5-6). В рукописи оставались чистые листы, на которых позже другой рукой делались приписки. Из них родословие князей Мазовецких было датировано А. А. Шахматовым 1530-1534 гг.; С. Ю. Темчин уточнил, что эта приписка могла быть составлена не позднее 1532 г., предположительно около 1530 г. По мнению последнего «практически одновременно с этим» в рукопись было вписано родословие князей Одинцевичей (Шахматов А. А. О Супрасльском списке западно-русской летописи // Летопись занятий Археографической комиссии за 1900 год. Вып. 13. СПб. 1901. С. 1-16; Темчин С. [Ю.] О времени появления Супрасльской летописи (списка 1519 г.) в Супрасльском монастыре // Ruthenica. Альманах середньовічної історії та археології Східної Європи / НАН України. Інститут історії України. Т. 5. К., 2005. С. 151-161).

119 ПСРЛ. Т. 25. М-Л., 1949. С. 237; ПСРЛ. Т. 18. М., 2007. С. 154-155.

120 См.: Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи… С. 25-29.

121 Иосиф, иеромонах. Опись рукописей, перенесенных из библиотеки Иосифова монастыря… С. 231.

122 Беспалов Р. А. Опыт исследования «Сказания о крещении мценян в 1415 году» в контексте церковной и политической истории Верхнего Поочья // Вопросы истории, культуры и природы Верхнего Поочья: Материалы XIII Всероссийской научной конференции. Калуга, 2009. С. 29-30.

/С. 92/ 123 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 39-41, 74; Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969. С. 55, 266.

129 Прием «генеалогического мостика» при составлении родословных книг давно известен (См.: Лихачев Н. П. Государев родословец и Бархатная книга. СПб., 1900. С. 10-12). Он может быть проиллюстрирован на аналогичном и близком примере. В конце XV в. представитель рода тверских бояр Шетневых – Василий Зюзин из-за местнического спора подал Ивану III челобитную со своей родословной, которая начиналась так: «Приехал из Чернигова в Тверь Борис Федорович, прозвище ему было Половой, а был во Твери боярин…» (Борзаков-/С. 94/ ский В. С. История Тверского княжества. М., 2006. С. 236, 431). Гораздо позже, в XVI в. Шетневы отыскали в своем роду знаменитого предка: «Борисъ Федоровичъ Половой пришолъ изъ Чернигова во Тверь, сынъ боярина Федора, что убитъ отъ царя Батыя въ Орде съ великимъ княземъ Михаиломъ Всеволодичемъ Черниговскимъ…» (Врем. ОИДР. Кн. 10. С. 117). В конце XV в. о своем происхождении от святого боярина Федора Шетневы, видимо, еще не знали, хотя при местническом споре это могло бы сыграть решающую роль. Поэтому можно думать, что для их родословной легенды было использовано простое совпадение имен.

130 Беспалов Р. А. Черниговский трезубец на вислых печатях XII века и клеймение им монет в 1370-х годах…

/С. 95/ 131 См.: Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 75.

132 ПСРЛ. Т. 10. М., 2000. С. 130; Также см. другие статьи Никоновской летописи (ПСРЛ. Т. 11. М., 2000. С. 11, 22-23, 26).

133 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 75; Затем то же отразилось в росписях близких к Государеву родословцу 1555 г. (РИИР. Вып. 2. С. 112; Бархатная книга. Ч. 1. С. 179-180).

134 Палацкий Ф. О руском князе, Ростиславе, отце чешской королевы Кунгуты, и роде его // ЧОИДР. 1846. Кн. 1. III. Материялы иностранные. С. 2-16; В Западной Европе некоторое время еще помнили род князя Михаила Черниговского. Из сочинения Иоанна де Плано Карпини там имелись представления о его святости. Так в списке «Истории монгалов» XVI в. из собрания Ричарда Хаклюйта напротив рассказа о князе Михаиле на полях было подписано: «Martyrium Michaelis ducis Russia» (лат.) – «Мученичество Михаила, правителя Руси» (Libellus historicus Ioannis de Plano Carpini. P. 9). Несомненно, почитание святого князя Михаила поднимало престиж его знатных отпрысков. Среди них были потомки его внучки Кунгуты Ростиславовны: короли Чехии (Богемии), Венгрии, Польши, Франции, Англии, Германии; императоры Священной Римской империи Карл IV (1355-1378 гг.), Сигизмунд (1433-1437 гг.). Не исключено, что составленный архиепископом Иоанном де Плано Карпини «Martyrium Michaelis ducis Russia», впоследствии оказал влияние на текст русского аналога – «жития князя Михаила Черниговского и его боярина Федора».

/С. 96/ 135 Бычкова М. Е. Состав класса феодалов России в XVI в. С. 74-75; РИИР. Вып. 2. С. 112; Бархатная книга. Ч. 1. С. 179-180.

_______________________________________________________________________

Монголы не всегда карали за отказ пройти через священный огонь, но в этот раз Батый устроил русскому князю жесткую проверку на лояльность… Что стояло за убийством святого, воля хана или интриги русских завистников?
Мчч. и испп. Михаил, кн. Черниговский и боярин его Феодор. Фреска. Ярославль

В 1246 году в Золотой Орде был убит Михаил Черниговский. Это был первый русский правитель - мученик, погибший от рук монголо-татар. О причинах этого трагического события до сих пор спорят историки, а древнерусские и средневековые европейские тексты дают разные трактовки драмы, разыгравшейся в ставке Батыя.

Первое столкновение русских с монголами в 1223 году, когда объединенное войско половцев и русских князей, среди которых был и Михаил Черниговский, попытались остановить орды кочевников на реке Калке. В этой битве Русь потерпела поражение из-за разобщенности русских правителей - одни хотели получить славу, другие спокойно наблюдали, как избивают их союзников, третьи доверились обещаниям монголо-татар, но были обмануты и убиты. После этого в течение нескольких лет было затишье, а затем войска Батыя разорили сперва Рязань, а затем и Киев. Год разорения Киева - 1240 г. Годом, начиная с которого русские правители превратились в ханских вассалов, и были вынужденные ездить в Орду для получения ярлыков на княжение, считается 1240 г. - время разорения Киева.

Историк Вильям Похлёбкин считает, что самой большой проблемой для Руси было отсутствие письменных договоров с Ордой. Князья отправлялись на поклон к хану не как правители, а как заложники, которым не давалось никаких гарантий. По своему произволу хан мог даровать кому-то ярлык, а вскоре отнять его и передать другому кандидату.

Под угрозой была жизнь каждого русского князя, отправлявшегося в Орду, поскольку его статус немногим отличался от положения пленников - в ханской ставке его могли убить, отравить, лишить своего удела, отнять жен и детей, и все это не было бы нарушением со стороны монголов, поскольку они не давали никаких обязательств: «Все виды русских гарантий носили вещественный, а не письменный характер (дань, заложники, подарки), т.е. все русские гарантии были физически осязаемыми — их можно было и увидеть, и пощупать. Ханских же, ордынских гарантий (например, не воевать, не казнить, не налагать непомерную дань) не существовало никаких — ни письменных, ни словесных».

Напротив, послы хана на Руси были не просто дипломатическими представителями, но уполномоченными хана с неограниченной властью. Они могли на месте принимать любые политические и военные решения, и их никто не имел права оспорить. Монгольские послы на Руси - неприкосновенные фигуры, убийство или оскорбление которых мгновенно приводили к военному походу татар.

Некоторые историки полагают, что убийство Михаила Черниговского было связано с тем, что он принимал участие в битве при Калке, поводом для которой как раз и стало убийство послов. Однако средневековые источники предлагают нам другую версию развития событий.

Об убиении князя Михаила и его спутника - боярина Феодора существует несколько древнерусских летописных рассказов, краткое и полное житие, а также рассказ францисканского монаха Плано Карпини, посетившего ставку Батыя вскоре после убийства мучеников. Записки католика ценны для нас тем, что они объясняют некоторые особенности религиозности монголов, без которых невозможно понять причину убийства: «Прежде всего также они делают идол для императора (умершего Чингисхана - «НС») и с почетом ставят его на повозке перед ставкой, как мы видели при дворе настоящего императора, и приносят ему много даров. Посвящают ему также лошадей, на которых никто не дерзает садиться до самой их смерти.. В полдень также они покланяются ему (Чингисхану - «НС»), как Богу, и заставляют поклоняться некоторых знатных лиц, которые им подчинены».

Отметим, что поскольку монголы были кочевниками, то подобные ставки с изображением Чингисхана они устраивали на всяком месте, куда перебирались. Кроме того, Карпини рассказывает о двух очистительных огнях, горящих перед ставкой: «Они веруют, что огнем всё очищается, и когда к ним приходят послы или вельможи или какие бы то ни было лица, то и им самим, и приносимым ими дарам надлежит пройти между двух огней, чтобы подвергнуться очищению, дабы они не устроили какого-нибудь отравления и не принесли яду или какого-нибудь зла». Как видим, обряд очищением огнем был одним из основных в ставке Батыя, и без его прохождения никто не мог приблизиться к хану. В записках францисканца рассказывается, что проход меж двух огней был необходимым минимумом для всех, а вот кланяться изображению Чингисхана заставляли далеко не каждого русского князя. Почему для мученика и его слуги был выбран самый жесткий вариант, мы расскажем ниже, а пока обратимся к основному агиографическому источнику.

В «Сказании о убиении в орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора» рассказывается о том, что каждого приходящего к Батыю заставляли проходить через огонь, а также кланяться «кусту и идолу».

Не ясно, что древнерусский автор имел в виду под словом «куст», возможно речь идет о некоем священном дереве, стоявшем перед ставкой. Михаил и Феодор еще до прибытия в Орду знали об этом обычае и после совета со своим духовником решили избрать подвиг мученичества. Житие сообщает, что многие русские князья из-за «соблазна века сего» исполняли все необходимые обряды.

Заметим, что по свидетельству Карпини, монголы были веротерпимыми и кроме случая с Михаилом Черниговским никого не принуждали кланяться «идолам», если это противоречило их религии. Отказ же некоторых русских правителей проходить обряды сверх очищения огнем мог и не приводить к жестокой расправе.

Картина «Князь Михаил Черниговский перед ставкой Батыя», художник В. Смирнов, 1883 г.

Жестокость по отношению к князю Михаилу, который в житии называется «великим русским князем» может быть объяснена несколькими причинами. Во-первых, Батый показательной казнью бывшего киевского князя мог добиться большей покорности со стороны других русских вассалов. Во-вторых, хан мог быть отрицательно настроен по отношению к Михаилу, поскольку другие русские князья интриговали против него в ставки Батыя, желая получить ярлык на великое княжение. Третью версию предлагает житие - хан убивает Михаила и Феодора в гневе за отказ поклониться «его богам». При этом агиограф называет их изначальной целью поездки в Орду - желание обличить «цезаря» в его «прелести» и пострадать за веру христианскую.

Безусловно, религиозная мотивировка поступков была очень важна для черниговского князя, но историки чаще объясняют его поездку и смерть политическими мотивами. Незадолго до поездки Михаила в Орду он боролся с другими князьями за Киевский престол, был вынужден бежать в Венгрию, отказал в помощи против татар рязанским князьям за то, что тех не было на реке Калке, и правил то в Киеве, то в Чернигове до момента своего вызова в ставку Батыя.

Изначально Батый не хотел убивать Михаила, хотя соперники его и обвинили в краже коней, посвященных хану, что являлось очень тяжким преступлением. Монголы могли бы легко казнить черниговского князя по приговору суда, не прибегая к сложным процедурам (теоретически, неугодный князь мог согласиться пройти все необходимые обряды, и тогда его убийство было бы весьма сложным). Однако интриги соперника сделали свое дело, и Батый решил устроить мученику очень жесткий тест на лояльность. В результате отказ поклониться изображению Чингисхана стал в глазах монголов политическим преступлением, и Михаила Черниговского казнили как мятежника.

Отметим, что житие Михаила однозначно говорит о том, что убийство было совершено по религиозным мотивам. Находящиеся в ставке Батыя христиане умоляют Михаила подчиниться решению хана. Обещают взять этот грех на себя и вместе его отмолить, но мученик остается непреклонным в своей решимости. Позднее этот эпизод превратится в житийный топос и попадет в Житие Михаила Тверского, также погибшего в Орде.

Отметим, что житие и францисканский монах почти одинаково рассказывают о смерти святых. Некий вероотступник из русских отрезает ножом голову святому князю, а затем предлагает боярину Феодору власть в обмен на отречение от Христа. Феодор с гневом отвергает это предложение и после мучений также лишается головы.

Убийство князя Михаила Черниговского было одним из первых в длинной череде смертей, постигших русских правителей в Орде, но далеко не все жертвы монголов были причислены к лику святых. В случае с Михаилом Черниговским Церковь прославила его, опираясь на надежные свидетельства с самых разных сторон. Несмотря на то, что его убийство произошло 20 сентября, и по традиции мы не пересчитываем средневековые даты с юлианского календаря на григорианский, Русская Церковь отмечает день его памяти 3 октября по новому стилю.

Рака мчч. и испп. кн. Михаила Черниговского и его боярина Феодора в Архангельском соборе Кремля